"Люциус Шепард. Отец камней (Авт.сб. "Ночь Белого Духа")" - читать интересную книгу автора

так, взять и подойти, и никаких последствий не будет, разве что он
удовлетворит свою страсть. Однако Коррогли сознавал, что поддаться сейчас
желанию - значит уступить этой девчонке и во всем остальном. Сдержанность
в его положении - вовсе не ханжество, а всего лишь благоразумие.
- Нам будет хорошо, - пообещала она. - Я знаю толк в таких вещах.
Он проследил взглядом изгиб ее бедра, вообразил, как его тела касаются
эти длинные, изящные пальчики...
- Мне пора, - сообщил он.
- Да, думаю, что вам лучше уйти. - В ее голосе слышалась насмешка. -
Вы, наверное, насладились тем, за чем приходили.


В течение следующей недели Коррогли опросил множество свидетелей и
среди них - Генри Сихи, который показал, что, покупая самоцвет, Лемос был
как зачарованный, и ему, Сихи, пришлось даже легонько пихнуть резчика,
чтобы тот очухался и заплатил, что полагается. Адвокат беседовал с
собратьями Лемоса по гильдии, и все они говорили о том, что он - человек
честный и незлобивый, отзывались о нем как о мастере, поглощенном своим
ремеслом, увлеченном им до умопомрачения; в общем, картина разительно не
соответствовала той, которую нарисовала Мириэль. Коррогли знавал людей, у
которых имелось как бы два лица: для себя и для других, но у него не было
никаких сомнений в том, что товарищам резчика по гильдии можно доверять
куда больше, чем Мириэль. Впрочем, все сказанное девушкой шло только на
пользу Лемосу в силу ее откровенной враждебности. Коррогли разыскал
специалистов по истории Гриауля, разговаривал с теми, кому довелось
испытать влияние дракона на себе, и единственным свидетелем, чье мнение не
совпадало с мнением защиты, оказался некий старик, пьяница, который имел
обыкновение спать в песчаных дюнах к югу от Эйлерз-Пойнта и несколько раз
видел, как Лемос швырял камни в придорожный столб, подбирал их и швырял
снова, как будто набивал руку. Репутация старика была сильно подмоченной,
тем не менее его словами не следовало пренебрегать. Когда Коррогли
пересказал их Лемосу, резчик объяснил:
- Я часто гулял там после обеда, а камни кидал, чтобы расслабиться. В
детстве я только это и умел как следует и теперь, наверное, нахожу в этом
своего рода утешение, когда мир становится невыносимым...
Это заявление, как и множество прочих, можно было толковать по-разному,
можно было, например, понять так, что Гриауль выбрал Лемоса отчасти из-за
умения того бросать камни и побуждал резчика практиковаться, как бы готовя
его к преступлению.
Коррогли посмотрел на подзащитного. За время пребывания под стражей тот
словно посерел, снаружи и изнутри, и Коррогли почувствовал, что и сам
мало-помалу проникается этой серостью, впитывает ее в себя и тонет в ней.
Он осведомился у Лемоса, что может для него сделать, и тот вновь пожелал
увидеться с дочерью.
В одно из мартовских воскресений, ближе к концу месяца, у Коррогли
состоялась беседа с пожилой дамой по имени Кирин, которая незадолго до
убийства жреца покинула Храм Дракона. Ее прошлое было покрыто мраком, она
как будто и не жила на свете до своего появления в храме, а с уходом
оттуда стала вести жизнь затворницы, ограничиваясь лишь писанием писем,
которые рассылала по газетам и в которых разделывала драконий культ в пух