"Люциус Шепард. Отец камней (Авт.сб. "Ночь Белого Духа")" - читать интересную книгу автора

- Знаете, - сказал Коррогли, - он уверен в том, что спасал вас.
- Откуда вам известно, во что он верит? - язвительно справилась
Мириэль. Она приподнялась, села на диване и смерила адвоката взглядом. -
Вы не понимаете его. Он притворяется заурядным мастеровым, ремесленником,
простым и добропорядочным человеком, но в глубине души воспринимает себя
как высшее существо. Он часто говорил, что жизнь ставила на его пути
препятствие за препятствием, чтобы помешать ему достичь того, для чего он
предназначен. Он думает, что небеса карают его, оделяют неудачами за то,
что он чересчур умен. Он мечтатель, прожектер, интриган. А все его беды
оттого, что он вовсе не так разумен, как ему кажется. Он только все
портит.
Первая часть ее монолога настолько соответствовала представлению,
которое сложилось у Коррогли о Лемосе, что адвокат даже удивился. Услышать
из уст Мириэль подтверждение своих мыслей было для него все равно что
глотнуть возбуждающего снадобья: он убедился в правильности своего
впечатления и одновременно - поскольку девушка рассуждала не о
постороннем, а о собственном отце - проникся к Лемосу некоторой жалостью.
- Может быть, - сказал он и принялся, чтобы скрыть смятение чувств,
рыться в бумагах, - хотя я сомневаюсь.
- Скоро перестанете, - заявила Мириэль. - Если вы что-нибудь и узнаете
о моем отце, так это то, какой он ловкий обманщик. - Она откинулась на
спинку дивана, и подол платья вновь взлетел до бедер. - Он искал
возможность прикончить Мардо с тех самых пор, как я сошлась с ним. - В
уголках ее рта заиграла улыбка. - Он ревновал.
- Ревновал? - переспросил Коррогли.
- Да... как мог бы ревновать любовник. Ему нравилось прикасаться ко
мне.
Коррогли не отмел с порога подозрение в совращении дочери, но, мысленно
перепроверив все, что знал о Лемосе, решил пропустить обвинение Мириэль
мимо ушей. Он сообразил вдруг, что не должен доверять ей, ибо она была
глубоко предана Земейлю и тому образу жизни, который вел жрец. Она пала,
опустилась едва ли не до последней ступени разложения, и к зловонию,
которое наполняло помещение, примешивался исходивший от нее дух тления и
распада.
- За что вы презираете своего отца? - спросил он.
- За его самомнение и чванство. За убогое представление о том, каким
должно быть счастье, за неспособность радоваться жизни, за то, что он
такой скучный, за...
- По правде говоря, - перебил адвокат, - вы сейчас напомнили мне
упрямого ребенка, у которого отобрали любимую игрушку.
- Возможно. - Она передернула плечами. - Он прогонял моих ухажеров, не
позволил мне стать актрисой... А из меня бы получилась хорошая актриса!
Все вам скажут. Ну да ладно, это все не относится к тому, что натворил мой
отец.
- Может быть, может быть. Насколько я могу судить, вы не заинтересованы
в том, чтобы помочь ему.
- Разве я убеждала вас в обратном?
- Нет, не убеждали. Но рассказ в судебном заседании о ваших чувствах
установит, что вы - мстительная шлюха и веры вам не должно быть ни на
грош, поскольку вы не остановитесь ни перед чем, дабы причинить зло