"Люциус Шепард. Отец камней (Авт.сб. "Ночь Белого Духа")" - читать интересную книгу автора

расхаживал перед воротами. Арестовав его, полицейские направились в храм,
который встретил их непривычной тишиной. В угловом здании они отыскали
Земейля: тот скорчился возле алтаря из черного мрамора, на голове его
кровоточила рана, нанесенная крупным, мутновато-водянистым на просвет
камнем. Орудие убийства валялось тут же. С одного бока камень остался
необработанным, очевидно, чтобы удобнее было сжимать его в кулаке, другой
бок посверкивал шлифованными гранями. На алтаре лежала напичканная
наркотиками до бессознательного состояния и раздетая донага дочь Лемоса,
Мириэль. Порт-Шантей был не настолько большим городом, чтобы его полиция
пребывала в неведении по поводу конфликта между Лемосом и Земейлем. Жена
Лемоса Патриция, утонувшая три года назад близ Эйлерз-Пойнта - по слухам,
она возвращалась от любовника, зажиточного человека, дом которого стоял у
самого моря, - оставила свою долю в семейном предприятии юной Мириэль, а
та, будучи тесно связанной с драконьим культом и с самим Земейлем,
передала то, что принадлежало ей, в собственность храма. Земейль часто
пользовался драгоценными камнями при отправлении ритуалов, а потому начал
опустошать запасы семейного предприятия Лемоса. Делу Лемоса угрожал крах;
доведенный до отчаяния отступничеством дочери, ее распутством и
привязанностью к похотливому жрецу, резчик, должно быть, решил
рассчитаться с Земейлем. Во всяком случае, для полиции мотив убийства был
налицо. Однако они вовсе не ожидали, что Лемос прибегнет к столь
хитроумному способу защиты. Не был готов к такому повороту и адвокат
Лемоса Эдам Коррогли.
- Вы, верно, спятили, - заключил он, когда резчик изложил ему
собственную версию событий. - Или дьявольски хитры.
- Я говорю правду, - пробормотал Лемос. Он сидел, сгорбившись, на
табурете в лишенной окон комнате для допросов. С потолка свисала
стеклянная чаша, наполненная клочьями светящегося мха. Лемос глядел на
свои руки, покоившиеся на деревянном столе, как будто укорял их за то, что
они предали его.
Коррогли, высокий худой мужчина с редеющими черными волосами и чертами
лица, словно выточенными из твердой белой древесины, подошел к двери и, не
оборачиваясь, произнес:
- Кажется, я догадываюсь, к чему вы клоните.
- Ни к чему я не клоню, - возразил Лемос. - И мне плевать, что там вам
кажется. Это правда.
- Вот плевать как раз и не следует, - заметил Коррогли, оборачиваясь. -
Во-первых, я ни капельки не обязан защищать вас, во-вторых, если я вдруг
поверю вам, мое будущее выступление значительно выиграет.
Лемос поднял голову и окинул Коррогли взглядом, полным такой
безысходности, что на мгновение адвокату почудилось, будто его чем-то
ударили.
- Поступайте как знаете, - сказал резчик. - Какая мне разница,
провалится ваше выступление или нет?
Коррогли приблизился к столу и оперся на край. Кончики пальцев адвоката
едва не соприкоснулись с пальцами резчика, однако Лемос не отдернул руки,
он словно и не обратил никакого внимания на движение Коррогли, из чего
следовало, что он и впрямь поражен всем случившимся и отнюдь не
притворяется. Или же, подумалось Коррогли, у него реакция на опасность,
как у улитки.