"Лев Шейнин. Полсантиметра ("Записки следователя") " - читать интересную книгу автора

всегда безошибочным чувством, приходит к его берлоге.
Следователь Меньшиков был знатоком и энтузиастом своего дела. И потому
за внешней убедительностью протокола вскрытия, под шелухой рассуждений о
морально-бытовом разложении Реутова, якобы приведшем его к самоубийству, он
обнаружил, что основной вопрос в этом деле так и остался неразрешенным:
почему покончил с собой Реутов и покончил ли он с собой?
На этот вопрос было трудно ответить через полгода, но ответить было
необходимо.
И вот Меньшиков решил, что надо прибегнуть к математике, надо измерить
и вычислить соотношение входного и выходного отверстий раны, определить
путем точного расчета угол полета пули и тогда решить: своя или чужая рука
приставила дуло нагана к реутовскому виску.
Нужно ли рассказывать о том, как это было сложно и трудно сделать. О
том, как долго пришлось искать могилу Реутова на городском кладбище (он был
похоронен без памятника и без указателя), как потом был извлечен из могилы
его полуистлевший труп, как тщательно были измерены ранения его черепа, как
потом производились вычисления и эксперименты, как на этом основании был,
наконец, изготовлен фотомонтаж полета пули, пронизавшей его череп.
И о том, как этот фотомонтаж безоговорочно и материально, зримо и
бесповоротно, наглядно и непоколебимо утверждал: ровно полсантиметра
недостает для того, чтобы можно было признать, что Реутов застрелился сам,
своею правой рукой.
Но если это так, то кто же? Выстрел произошел в тот момент, когда в
комнате было только двое: Реутов и Анна Кравченко. Значит, если не он, то
она. И вот Анна Кравченко входит в кабинет следователя Меньшикова. Она
входит уверенной и изящной походкой молодой красивой женщины, знающей себе
цену, привыкшей к успеху. Кокетливо и чуть надменно она здоровается со
следователем, садится, непринужденно закинув ногу на ногу и спокойно любуясь
лакированным носком своих элегантных туфель. Потом она просит разрешения
закурить, и следователь галантно зажигает ей спичку.
- Мерси, - говорит она и привычно затягивается,
- Пожалуйста, - коротко отвечает следователь.
-
Пауза. Они сидят вдвоем, друг против друга, в извечной диспозиции
следователя и допрашиваемого, вдвоем, лицом к лицу, вдвоем: она - которая
убила, и он - который сейчас это докажет, она - которая совершила страшное
преступление, и он - который его раскрыл. Он привычно наблюдает за нею и под
маской наигранной беспечности улавливает искорки тревоги в глубине ее глаз,
собранность и напряжение всей ее хитрости, осторожности и воли в этой сухой
складке рта, в жилке, нервно пульсирующей на шее, в манере часто облизывать
почему-то сохнущие губы и в нарочитости того чрезмерного спокойствия и
уверенности, которые ей хочется показать, которыми ей хочется убедить.
Наконец, Анна Кравченко прерывает молчание:
- Зачем меня вызвали к вам? Вероятно, какая-нибудь справка по делу
моего покойного мужа?
- Да, - говорит Меньшиков, - небольшая справка. Нам нужно выяснить:
почему вы его убили?
Кравченко широко открывает глаза, с удивлением смотрит на следователя и
с возмущением произносит:
- Что это за шутки? Притом неуместные. Зачем я вам нужна?