"Павел Шехтман. Пламя давних пожаров " - читать интересную книгу автора

раздался оттуда. Лезвие обагрилось кровью. Толпа снаружи дико загоготала.
Несчастные были открыты. Их было 9 человек. По одному их выводили на свет
Божий и закалывали беззащитных, как овец. Толпа глумилась над трупами.
Где-то нашли несколько спрятавшихся женщин. Татары не убивали их, но одна из
них, старуха-мать, на коленях валялась перед убийцами, умоляя пощадить жизнь
ее сына. Мольбы были напрасны: его изрубили на глазах у несчастной матери.
Без чувств упала она тут же на дымившиеся еще обломки, платье на ней
загорелось, и она сгорела заживо. Никто не пошевелился, чтобы спасти
несчастную. Подобные же сцены происходили при разгроме дома Лазаревой... где
погибло 12 человек, Агамова... где погибло 8 человек, и, наконец, бакинского
богача, владельца пассажа Балабека Лалаева... где также погибло 20 человек.
Самого Балабека Лалаева, трясущегося и посиневшего от ужаса, разъяренные
татары нашли где-то спрятавшимся и долго глумились над ним. Жена Лалаева так
же на коленях умоляла разбойников пощадить мужа. Она предлагала выкуп за его
жизнь - несколько десятков тысяч и все драгоценности, которые были у них в
доме. - Драгоценности мы и так возьмем, - с наглым смехом отвечали они. Убит
был зверски сам Лалаев. Убита его жена, отчаянно, как тигрица, защищавшая
мужа. Убит брат Лалаяна Григорий. Не щадили даже детей. В клозете, где-то,
судорожно вцепившись в трубу, повис 11-летний мальчик-армянин. Его вытащили
оттуда и зарезали, смешав кровь с детскими слезами. По случаю с Лалаевым, не
следует думать, что разбойники были особенно бескорыстны. Все разоренные
дома, конечно, и разграблены дочиста. То, чего громилы не могли унести с
собой, дорогую мебель, они выбрасывали из окон и ломали... В одном из окон
второго этажа... виднелось пианино. Его хотели, очевидно, выбросить, но оно
застряло и черным кузовом повисло над головами прохожих. Случалось многим
армянам и откупаться от насилий. Спасали свою жизнь 50, 30, даже 20 рублями.
Мне называли мелкого торговца-армянина, который умилостивил разбойников
трешницей. Все зависело, конечно, от того, с кем приходилось иметь дело - с
шайкой ли озверелых фанатиков или с приставшими к ним шайками из подонков
городского населения" ("Р.С.-, 24.2.1905). Группы самообороны делали
успешные вылазки в татарские кварталы для спасения осажденных соплеменников.
Вот как описывает такую вылазку участник в журнале партии Дашнакцутюн
"Дрошак": "Перед нами появился бледный от ужаса трясущийся армянин и
рассказал, что татары окружили его дом и сожгли его, что пламя уже перешло в
комнаты, откуда дети бежали на чердак, где непременно сгорят через 15 минут.
Группа из трех человек бросилась спасать детей из горящего окруженного дома.
Ужасная картина предстала перед их глазами. Горящие дома освещали весь
район. Многочисленные армянские семьи орали от удушья, и каждую минуту ждали
своей смерти. Те, кому удавалось вырваться из пламени, немедленно падали,
сраженные пулями... И вот прозвучало несколько залпов опытных армянских
бойцов, и озверевшие татары... бежали от трех армян. Примерно 100 жителей
горящих домов: детей, женщин, стариков, - собрали три фидаина и перевели в
безопасное место. Трудно описать радость и восторг спасенных. Священник,
который был известен как непримиримый антиреволюционер, упал перед
армянскими воинами на колени и со слезами на глазах благодарил их..." (цит.
по: Оганесян, "Век борьбы, т.1, стр.154. Семья Лалаева была одной из
последних жертв: к полудню 9 февраля срок, назначенный Накашидзе для
погрома, истек. Около 12 часов губернатор собрал на своей квартире
городского голову казия, епископа Ширванского Ананию и других почтенных лиц.
Оттуда они пошли по городу мирной процессией с белым флагом, причем впереди