"Хэролд Шехтер. Nevermore " - читать интересную книгу автора

порогом зрелости.
Сидя на постели и всматриваясь в жизнеподобные фантазмы, проплывавшие и
пульсировавшие перед моими бессонными очами, я стал замечать медленную, но
очевидную перемену в лице моей ангелоподобной Виргинии. Постепенно, однако с
роковой неотвратимостью, живой цвет безупречной кожи сменился тусклой и
мертвенно-бледной окраской, губы, цветущие первым цветом юности, иссохли и
вытянулись, пухлые щеки стали восковыми и запали, безжизненная бледность
растеклась по широко распахнутым, подернутым влагой очам, по небесным
светилам, которые лишь мгновением ранее сияли чистейшим небесным светом. Мои
же глаза расширились в изумлении, я задыхался от несказанного ужаса, который
и сейчас едва могу описать. Жуткая метаморфоза совершалась у меня на глазах,
и чудный облик возлюбленной Виргинии, кузины, сестры моей души, невесты,
неотвратимо преображался в чудовищное видение бледного, безжизненного трупа!
Трепетный стон заполнил мой слух, пронзительный, как плач погибшей,
терзающейся души. Я дико озирался по сторонам в поисках источника этого
пугающего звука, покуда не понял, что исходит он из моих дрожащих уст. Тем
временем загробное видение начало мерцать, как угасающее пламя свечи, и
рассеялось, словно унесенное влажным ночным ветром, просочившимся в щели
моего окна.
Сердцебиение немного улеглось, и я задумался над смыслом явившегося мне
жуткого видения. Что прорицало оно? Напрашивалось очевидное объяснение: я не
мог, не смел извещать своих любимых о предстоявшей мне битве. Мысль, что я
подвергнусь физической опасности, поразит их нежные сердца смертельным
ударом. Я должен принять это испытание один на один.
Поспешно поднявшись с постели, я ощупью пробрался в кабинет и сел: за
письменный стол. Грудь набухала тем глубоким поэтическим чувством, кое можно
уподобить лишь терзанию юноши, чья возлюбленная скончалась в губительных
объятиях чахотки (ибо что может пробудить в нас столь печальные и в то же
время поэтические чувства, если не смерть красивой молодой женщины?). Я
зажег свой масляный светильник, взял в руки перо и дал исход снедавшей меня
страсти в песни, чьи пылкие звуки вполне выражали мою неистовую любовь к
драгоценной Виргинии. Строфы, которые я позднее озаглавил "Дорогой
сестрице", звучали так:

В тот час, когда явилась ты на свет,
С небес к тебе явились серафимы
На крыльях огненных, неся привет
Тебе, превыше всех любимой, -
Как некогда к Младенцу шли цари.
И ты меня сверх меры одари
Свободою от скорби и тревоги
И раздели тот дар, что дали боги.

Любовью сердце сражено,
Жизнь за тебя отдать готово,
Хоть ты моею стать женой,
Дитя, пока не держишь слово.
Хоть, кажется, еще далеко -
Без суеверия жду срока,
И лишь в твое тринадцатое лето