"Вадим Шефнер. Бархатный путь" - читать интересную книгу автора

запомнил твердо - и все сообщит по инстанции. Ждите, мазурики! Вас скоро
вызовут куда следует!
Мы выбежали из подъезда в панике. Попыток вытрясти из кружки ее
содержимое больше не предпринимали, в целости и сохранности сдали ее девушке
в райсовете, - и несколько дней ждали с душевным трепетом, что нас вызовут
"куда следует". Но все обошлось благополучно, никуда нас не вызвали. Годы
шли, постепенно этот случай вроде бы начисто выветрился из моей головы, -
будто его и не было. И вдруг, через много лет, он вынырнул из памяти при
совершенно иных обстоятельствах.
Летом 1943 года я ехал в трамвае с Петроградской стороны в сторону
Финляндской железной дороги, чтобы сесть на поезд, идущий в Токсово, где
находилась редакция армейской газеты "Знамя победы", в которой я работал.
Когда трамвай съезжал с Сампсониевского моста, начался обстрел. Разрывы
слышались откуда-то слева и спереди, - примерно, со стороны Нижегородской
улицы. У Боткинской улицы, где трамвайный путь делает поворот, пересекая
проспект Карла Маркса, вагон остановился, не доезжая до становки. Разрывы
приближались. В тогдашних трамваях скамьи для пассажиров были расположены в
два ряда вдоль всей длины вагона. В тот день в вагоне было, помнится, не
тесно; никто не стоял. Однако обе скамьи были заняты. Люди сидели - один ряд
против другого - и молчали. Покидать вагон не имело смысла: как знать, -
сойдешь с подножки, побежишь прятаться в подворотню, а тут-то тебя и кокнет
прямым попаданием. К тому же до ближайшей подворотни не так уж и близко...
В перерывах между разрывами раздражал каждый шорох, каждое движение
соседей. Все сидели неподвижно - и вслушивались.
- Теперь ближе кладет, - сказал один из пассажиров. Все оглянулись,
посмотрели на него неприязненно. Казалось, каждый вдумывается во что-то
свое, хочет решить для себя какой-то вопрос, от решения которого зависит
очень-очень многое. А мне в этом квадрате обстрела судьба заготовила особый
сюрприз: из окна вагона была видна стена клиники Виллие, и я сразу вспомнил,
что напротив, вернее - чуть наискосок от больничного здания, по другую
сторону проспекта стоит тот дом, в подъезде которого мы с Ленькой пытались
вытряхнуть из кружки деньги - на пирожки. И все подробности того давнего,
казалось бы навек забытого, события возникли в моей памяти с какой-то
подавляющей, устрашающей душу точностью. И хоть грех наш был невелик, да его
в сущности-то и не случилось - ведь свой жульнический план осуществить нам
не удалось, - но теперь мне почудилось, что не так-то все просто. Мне пришло
в голову, что между этими двумя событиями - обстрелом и делом с кружкой -
есть фатальная связь. Под обстрелами и бомбежками я уже бывал, у меня даже
контузия была (легкая, без последствий). Я думаю, не найдется человека,
который скажет, что под бомбежкой и обстрелом - не страшно (а если скажет
так - то соврет). Но рядом со страхом всегда живет надежда, что все
обойдется, что судьба и на этот раз помилует, что эти бомбы, эти снаряды
посланы наугад, вслепую... А вот здесь, возле клиники Виллие, меня охватило
чувство предсмертной безысходности. Мне показалось, что судьба прозрела, - и
именно меня взяла на прицел. Каким-то краешком ума я понимал, что думать
так - глупо. Но от этого было не легче: я был уверен, что вот-вот следующий
снаряд долбанет в наш вагон. Сейчас-сейчас меня вызовут куда следует.
Вызовут на тот свет, которого нет...
Но и на этот раз никуда не вызвали.
Обстрел кончился, однако трамвай остался стоять на месте, - провода