"Вадим Шефнер. Сестра печали" - читать интересную книгу автора

она сейчас идет в сумерках по городу. Может быть, когда-нибудь я ее встречу.
Но, быть может, я не встречу ее никогда.




3. НАШЕ ЖИЛЬЕ


С чем нам повезло - так это с жильем. Нам - это значит Гришке, Косте,
Володьке и мне. Мы были из последнего выпуска детдома, потом он закрылся.
Когда мы вчетвером пошли работать на фарфоровый завод, который шефствовал
над нашим детдомом, нам предоставили комнату в обыкновенной жактовской
квартире, но мы жили в ней на льготных правах, как в заводском общежитии, и
ничего за нее не платили. А когда мы поступили в техникум, то техникум взял
над нами шефство, и наше жилье стало считаться филиалом его общежития. У нас
была казенная мебель и казенное постельное белье, а жили мы будто дома, и
никакого контроля, и никакого коменданта над нами не было.
Комната была большая - тридцатидвухметровая, светлая, с широким окном
и с большим стенным шкафом. В шкафу было отделение без полок - туда мы
вешали одежду, и было отделение с полками - там мы держали тарелки, ложки,
хлеб, тетради, книги и всякое свое барахло. И все-таки несколько полок
оставались пустыми - вот какой большой был шкаф. На белых его дверцах мы
записывали разные изречения, услышанные от людей и вычитанные из книг.
"Горе, разделенное с другом, - полгоря; радость, разделенная с другом, -
двойная радость" - это было написано Гришкиным почерком. "Не бойся смерти.
Пока ты жив - ее нет, а когда придет она - тебя не будет. Эпикур". Это я
записал. И дальше тоже была моя запись: "Ужас - это непреодоленный страх.
Не страшись обжечь пальцы и погасить искру страха. Не то разожжет она костер
ужаса, и ты будешь вопить и корчиться в нем, и не будет тебе исхода".
Ниже Гришкиной рукой было дано пояснение: "Страх - это двойка по
спецтехнологии, не исправивший двойку лишается стипендии и впадает в
состояние ужаса". Дальше шло изречение, которое мог записать только Костя:
"Красота объекта раскрывается наиболее полно через его функциональную
суть. Что рационально - то красиво, что нерационально - то уродливо".
Надписей было много, им уже не хватало места на наружной стороне
дверец. На внутренней стороне Володькой был выписан из какой-то книги по
археологии длинный кусок текста и обведен двойной рамкой. Но этот длинный
текст звучал как стихи. Когда я открывал шкаф, чтобы взять тарелку, или
хлеб, или еще что-нибудь, глаза невольно упирались в эту запись, и я до сих
пор помню ее наизусть:


...Истинно вам говорю: война - сестра печали, горька вода в колодцах
ее. Враг вырастил мощных коней, колесницы его крепки, воины умеют убивать.
Города падают перед ним, как шатры перед лицом бури. Говорю вам: кто пил и
ел сегодня - завтра падет под стрелами. И зачавший не увидит родившегося, и
смеявшийся утром возрыдает к ночи. Вот друг твой падает рядом, но не ты
похоронишь его. Вот брат твой упал, кровь его брызжет на ноги твои, но не ты
уврачуешь раны его. Говорю вам: война - сестра печали, и многие из вас не