"Чарлз Шеффилд. Классически квантованный кошмар" - читать интересную книгу автора

отдает концы и при этом исчезает. Власти и скандалы терзают Церковь; лет
через шесть она уже на последнем издыхании. Но у Джека Бердона и двух-трех
других доверенных друзей достаточно связей и средств, чтобы гарантировать
неприкосновенность "Славы Господней". Потом пускают шепоток - рождающее ужас
и священный трепет пророчество о посмертном преображении. А ровно через семь
лет (это важно, чтобы ровно через семь) в вечернем небе вдруг снова
вспыхивает давно покинутая и безжизненная орбитальная святыня. Воскресший на
небесах Томас Мэдисон снова вещает народам Земли.
- Заря Самой Новой Эры, - усмехнулся я. - Оригинальнее некуда. Вот было
бы воистину Живое Слово. Только куда же делось прежнее духовенство?
Большинство, как и планировалось, власти сгноили в тюрьмах. Не от щедрот
своих подкармливали вы из церковных фондов бескорыстных чиновников. И
разумеется, ты не бросил бы тех, кто, выдержав особо строгий режим, дожил до
светлого дня. Им была уготована самая отеческая забота вплоть до того часа,
когда последний не загнулся бы, избавив тебя от опасности разоблачения. Ну,
и мне, грешному, в их числе.
Он не пытался отрицать общие положения моей речи. Его глазки, избегая
встречаться с моими, засуетились из стороны в сторону. Я заметил небольшие
изменения во внешности воскресшего кумира. Черты его лица стали тоньше,
возвышеннее; глаза - больше, светлее и добрее. Одним словом, лик,
приличествующий образу святого мученика.
- Я не собирался действовать тебе во вред, - наконец прохрипел он. -
Кому угодно, только не родному брату.
- Ах, не собирался? Значит, пять лет грязи, вшей и тухлятины в вонючей
латиноамериканской тюряге должны были пойти мне на пользу? - Я сдавил его
горло сильнее. - Нет, милый братец, мне надлежало там подохнуть. Только не
сработало - Крейвели и впрямь живучи, надо бы знать. Нас не извести
зубастыми крысиными полчищами и гнилью на жратву. В суровых условиях мы
расцветаем пышным цветом. Я валялся в своих лохмотьях на трухлявом тюфяке и
думал.
Эрик постепенно задыхался, но слишком ослаб, чтобы разнять мои руки.
- И когда вырвался на волю, я, дорогой мой, двинулся к задуманной цели.
- Говоря это, я, не в силах справиться с собой, все крепче сжимал его горло.
- Сначала по-свойски побеседовал с Джеком Бердоном, потом, разузнав о
докторе Джермани, решил втереться к нему в доверие. Я клеился к его дочурке,
вилял хвостом и лебезил перед паршивым итальяшкой. Пришлось затрахать его
чадо до умоисступления, а это, черт возьми, не так-то просто, тем более, что
девка - потная и волосатая, и с большим удовольствием я перепихнулся бы с
мартышкой из тех, что урки драили в тюрьме Сан-Паулу. Чтобы попасть сюда, я
лизал задницы и ублажал чужих жен. И я добился своего, Эрик, добился, чего
бы мне это ни стоило!.. Так говоришь, не думал мне вредить? Ну, и я тебе
добра желаю.
Он умирал, корчась среди датчиков и проводов своей усыпальницы. А я
хотел дать ему пожить еще малость, потянуть, насладиться его агонией сполна.
Целый год я ждал этой минуты, смаковал ее в мыслях... и не сумел сдержаться.
Когда я взял себя в руки, он и дергаться перестал. Безжизненное тело
вытянулось и обмякло.
Я посмотрел в выпученные глаза и захлопнул дверцу саркофага. Мой гнев
улетучился. Я разогнул спину, вздохнул и повернулся к выходу.
В дверях стояла Селия Джермани.