"Карло Шефер. Жертвенный агнец" - читать интересную книгу автора

предположил, что гадкий бронхит завуалирует мою яркую индивидуальность.
Вообрази, мне приходится принимать двойную дозу антибиотиков, иначе при моем
весе они просто пролетают без всякого эффекта. Как дела, старина? Когда я
видел тебя в последний раз, мы сидели на мерзком холодном ветру в Нормандии,
и ты жутко переживал из-за отношений с твоей немецкой турчанкой. Ну как,
производитель Бабетты отбыл восвояси?
- Отбыл, голубчик, - ответил Тойер не без гордости за свою
противозаконную авантюру, оставшуюся безнаказанной. - А мы с Ильдирим... ну,
мы с ней, как бы это сказать... Вместе мы теперь.
Так они весело болтали. Сыщик наслаждался общением с другом. В обычной
ситуации он непременно поведал бы Фабри о новом серьезном происшествиии,
однако - впервые за долгие годы - ему надо было столько рассказать о себе
самом, что печальные картины этого дня вылетели из памяти.
Ведь произошло действительно хорошее событие. Он сам помог ему
осуществиться, явился к Ильдирим с огромным букетом роз, чуточку
прослезился: потом выдавал остроумные шутки, соблазнял на удивление дерзко,
потом неплохо любил и даже после этого оказался способен на ласку. И вот
почти уже целую вечность, около семи недель, они представляли собой
удивительно гармоничную пару. Для Бабетты он станет кем-то вроде отца. В его
фантазиях возникали все новые картины. На самой отчетливой из них комиссар
плыл со своей приемной дочкой под парусом по Неккару. По смехотворной
гейдельбергской гоночной дистанции: берег - поворот - берег. Все равно что
играть в гандбол в телефонной будке. Из-за высоты мачт нельзя было проплыть
даже под мостами, а самое главное - Тойер не имел ни малейшего
представления, ну совершенно никакого понятия о том, как управлять парусами,
хоть и ветер был подходящий.
Телефонный разговор давно закончился, Тойер лежал в постели. Ветер.
Небо круглилось синим куполом, белые паруса были готовы взлететь в воздух,
уподобиться оторвавшимся листкам с загадочными весенними посланиями; Тойер
мог их прочесть, сразу все. Он и сам полетел за каким-то листком, полетел
над Старым городом - с лабиринтом улочек, людскими толпами, жужжанием
голосов, обогнул шпили церкви Святого Духа - в колокольне сидела сова и
читала толстую книгу, - крутой вираж направо, над тюрьмой, даже это угрюмое
сооружение излучало радость. Университетская площадь, Зандгассе. Перед
театром скакали актеры, одетые как студенты-бурши былых эпох. Налево, в
стороне Гайсберга, сквозь деревья просвечивают красноватые постройки из
песчаника, остатки вражеских укреплений эпохи Тридцатилетней войны. Даже во
сне они не радуют взор, но что требовать от таких стариков? Впереди справа
возник элегантный замок - корпус Фридриха, корпус Оттона Генриха, Английский
корпус, Толстая башня, прямо-таки созданная для Фабри, взгляд вниз,
падение...
Роня Дан, восемнадцать лет, непростительно.
Тойер встал, быстро и кое-как оделся, покинул квартиру. Лишь внизу, уже
выходя на улицу, застегнул ширинку.

Он припарковался в начале долины и прошел пешком оставшиеся сто метров.
У Дана еще горел свет. Лишь теперь комиссар взглянул на часы. Двадцать минут
первого. Уместно ли то, что он задумал? Да и вообще, на что он, собственно,
рассчитывал? Тяжело дыша, он остановился перед домом. Мужской силуэт в
волнении ходил взад-вперед, энергично жестикулировал. Дико взъерошенная