"Александр Щербаков. Рассказы из жизни А.П.Балаева" - читать интересную книгу автора

неразделимую. До сей поры мы с этим мирились, потому что у нас не было
другого выхода. И мы мирились, хотя понимали, что это не так. В самом
деле, давайте подумаем, откуда она бралась, эта неразделимая личность. Ну,
хотя бы ваша личность, дорогой Александр Петрович. В ее формировании
участвовали сотни людей и живых, и давно, так сказать, покинувших, вся
природа первая и вся природа вторая. Есть ли на свете сутяга, который
взыщет с вас в их пользу? Утверждаю, что нет. А ваш публичный отказ в их
пользу всяк согласен считать благим порывом. Но за кого вас примут,
возьмись вы точно отсчитывать доли, кому что причитается? Абсурд!
Феодальное ростовщичество навыворот! Опомнитесь! Давайте осмотримся,
попривыкнем в этой нашей новой эре, а потом уже решим, стоит ли негодовать
и бить посуду. Это мы всегда успеем.
- Удружили вы мне, мужики! - говорю. - Вот уж над чем я думать не
собирался и не собираюсь. У меня других забот полон рот.
- О! - говорит Бахметьев. - Святые слова. Мы натворили - нам и думать.
Поверьте, за всеми прочими заботами мы и об этом печемся. Аркадий
Владиславович заведует у нас сектором морали и этики и хлеб свой ест не
даром. С наскока вы его не переспорите, Александр Петрович.
- Исключительно благодаря вам, - раскланивается этот Владиславович. -
Исключительно благодаря плодотворным беседам с вами. Вернее, предупреждая
ваш вопрос, с той частью вас, которая, будучи занята не менее вас, тем не
менее охотно сотрудничает с сектором морали и этики. Временно - без вашего
ведома, но это по ее желанию, смею вас заверить. А уж вы с собой сами
объясняйтесь. У вас лучше выйдет, честное слово.
- Вы хотите сказать, что этот "третий модификат" полностью в курсе
дела?
- Именно так, дорогой Александр Петрович. Именно так и в отличие от
вас. По крайней мере, до сего дня.
- Ну, что ж, - говорю. - По-моему, самое время нам, двум Александр
Петровичам, друг с дружкой перемолвиться по душам.
- И во благо! - плещет в ладоши Чекмарев. - Чем тесней, чем
повседневней ваш контакт, тем полноценней результат. А мне, извините, с
моей кручиной по интерфейсу - лямка с плеч долой. Я тут кабинетик с
телефоном выше этажом присмотрел. Если не заперли, можем позвонить оттуда.
Только большая к вам просьба, Александр Петрович, дозвольте при разговоре
присутствовать и записать. Все-таки первый такой разговор в мире, а?
Считайте, экспонат.
- Чего уж там! - говорю. - Пошли. Только как мне обращаться-то к этому
вашему "модификату"?
- Сами почувствуете, - отвечает Чекмарев. - Образуется.
Ввалились мы всей ордой в чей-то кабинет, написал мне Чекмарев на
бумажке номер - я эту бумажку где-то храню, - и я дрожащим пальцем этот
номер набираю: не вмещается в разумение ситуация. Я сам себе звоню - ну,
надо же! А народ уставился на меня, как дикари на бубенчик.
Набираю. Там снимают трубку.
- Можно Александра Петровича? - говорю.
- Я у телефона, - слышу. И мой голос, и не мой.
- С вами говорит Александр Петрович Балаев, - выпаливаю.
И тут телефон как взрывается!
- Санек, привет! - слышу. - Наконец-то! То-то я слышу - вроде голос мой