"Александр Щербаков. Рассказы из жизни А.П.Балаева" - читать интересную книгу автора

центнеров. Знай, вовремя доставляй воду и питательную смесь. Установка
называется ГОП-1,5, то есть "Гидропонический огурец Пустынникова на
полутора квадратных метрах". Этими ГОПами собираются оснастить рестораны
первой категории.
- Сеня, ты один из всех из нас перепрыгнул и можешь теперь говорить
"гоп!" хоть на весь Союз! - объявил Оскарик Джапаридзе на вечере встречи,
встав с бокалом шампанского и этим самым огуречным ломтиком на вилке.
А Сене мало огурца. Он задумал бесконечный кабачок, бесконечный
баклажан и бесконечный зеленый лук. Спросил я у него, почему бы ему не
заняться проблемой бесконечной бараньей ноги, и он очень серьезно ответил,
что не потянет. На огурец у него ушло пятнадцать лет. На кабачок он с
учетом накопленного опыта кладет десять лет, на баклажан - семь и на лук -
пять. Итого на всю будущую работу - двадцать два года. Сейчас ему сорок
один. Намеченную программу он выполнит к шестидесяти трем, а остающиеся по
демографическому прогнозу лет восемь потратит на то, чтобы на заслуженном
отдыхе вкушать нарезанные плоды трудов своих и радоваться. Поэтому
проблему бесконечной бараньей ноги он уступает потомкам, для чего
присматривает перспективного аспиранта.
При этих его словах мне пришла в голову мысль, а не следует ли
рассматривать Сенины труды как бесконечную научную работу, с которой
каждые N лет гильотинным ножом срезается ломтик пользы для человечества.
Но мысли этой я вслух не высказал: вдруг Сеня сочтет ее ехидной и
обидится. А обижать его не за что. Он методичный, сосредоточенный и
трудолюбивый человек. На таких земля держится. В основном.
Кто, вроде меня или Оскара Гивича, пробавляется озарениями - тоже,
конечно, люди не последние, говорю без ложной скромности. Но в те поры,
когда озарений почему-то нет, мы являем собой незавидное зрелище. Даже для
самих себя. Кроют нас, а я подчас сам внутренне киваю: "Вы правы, добры
молодцы! Что такое в науках Саня Балаев, ежели он сам себя планировать не
может? Перевести его массовиком-затейником в корпус неудачников Дома
ветеранов физики! Ужо, глядя на него, старики там потешатся!"
Что говорить, с этими озарениями - темна вода во облацех. Иной раз
самому кажется, что я и впрямь тут ни при чем, а это проказит мой веселый
потомок из какого-нибудь двадцать шестого века. Подключается он в меня на
пять минут раз в три года, чтобы из своей азбуки подсыпать перцу веку
нашему. А мне, видите ли, мнится, что у меня гениальное озарение.
Особенно мне стало так казаться после достопамятной истории с чудным
мгновением. Помните ее? Разве я вам ее не рассказывал? Да полно. Все ее
знают. Даже повторять зазорно.
Впрочем, пора ее освежить. Очистить, так сказать, от позднейших
наслоений и явить миру в первозданной реконструированной красоте. Это
модно.
Началась она с эха. С гравитационного эха. Мысль, в общем-то,
естественная: если существуют гравитационные волны, то волны эти, как
всякие волны, должны отражаться, преломляться, оказывать давление, -
короче говоря, взаимодействовать с материальными телами, как положено
волнам. Лет пятнадцать назад, когда эта здравая мысль проклюнулась, как
водится, разом в пяти-шести научных центрах, начался вокруг этого дела
ажиотаж. И стар, и млад начали вслепую нащупывать что-нибудь такое, что
можно объяснить только волновыми свойствами гравитационного поля и никак