"Андрей Щупов. Путь" - читать интересную книгу автора

Лишь услышав быстрые прыжочки, я заставил себя оторваться от
чарующего плода. Что-то механически перещелкнуло в голове, и укоризненно
вздохнул старикашка Пэт. С неожиданной печалью я вдруг осознал, что с
персиком придется расстаться. Моя радость от него была слишком велика,
чтобы ею не поделиться.
Оглянувшись на Читу, бочком-бочком я почему-то приблизился сначала к
Лису и протянул ему надкусанный персик.
- Можешь попробовать. Если хочешь...
Чудная присказка! Кто же не захочет персика. На суровом лице Лиса
проступила детская улыбка.



9

...Очарование, любопытство, изумление...
Если б не спасательная забывчивость, мы избавились бы от этих понятий
в первые же годы жизни. Но к счастью, мы забываем - и забываем все на
свете, тем самым обновляя восприятие, не отучаясь радоваться. Наиболее
памятливые из нас - самые грустные люди на земле. Они читают книгу лишь
раз, влюбляются только однажды, и лишь один-единственный год способен
поразить их дюжиной месяцев. Счастье детей - в короткой дистанции,
отмеренной с момента рождения, в умении осмысливать, приходящем с щадящей
постепенностью. Отсюда и свежесть юного восприятия. Увы, свежесть эта не
вечна. Мы стареем, и парадоксом помощи нам является Ее Величество
Забывчивость. Умело забывая, мы видим заново. Салют тебе, Дырявая Память!
Костыль и поручень жизни!..
Я помню иные дни, иные мгновения, а между тем вереницы лет стерты
шершавой резинкой, как строки неудавшегося письма. Моя жизнь уподобилась
пунктиру с пространственными междометиями, которые мне никогда не
заполнить. Бесплодно напрягая мышцы, я не умею напрячь то, что способно
вызывать к жизни временные провалы. То, что мы зовем памятью, -
всего-навсего проруби на поверхности мерзлой большой реки, проталины среди
заснеженного леса. Наверное, прав был Уолф, не доверяя зыбкости
воспоминаний. Я отлично вижу тот день установившегося благодушия, когда
слились половинки автобуса, помню тот поделенный между друзьями персик,
удивительно сочный, огромный, как спелый кокос. Так по крайней мере мне
казалось тогда, а сейчас... Сейчас я силюсь угадать, что же было потом, но
"потом" слилось в безликую насмешку над моими потугами. Вероятно, это были
беседы, сотни бесед с сотнями акцентов, череда остановок, сопровождающихся
схватками, и ежедневные, ничуть не меняющиеся глаза Читы - взрослеющей
Читы. Это было сонное дыхание салона, споры моего "старика Пэта" с Уолфом
и что-то еще, равнодушно утерянное памятью. Архивы, приговоренные к
уничтожению, которых мне всегда будет жаль, хотя никогда я так и не узнаю,
стоили они моего сожаления или нет. Я могу только гадать. Впрочем, в
случае нужды можно порасспрашивать тетушку Двину или Леончика, но более
всего я хотел бы поговорить о прошлом с Уолфом. Он - единственный,
воспоминаниям которого я мог бы поверить безоговорочно. Но увы, я лишен и
этой подсказки. Уолф пропал. Пропал совсем недавно в одном из моих
бездонных провалов. Я полагаю, что это произошло во время очередной