"Федор Шахмагонов, Евгений Зотов. Гость " - читать интересную книгу автора

вещами сходить, погрузили нас в машину и отвезли в город. Там мы узнали, что
всех, кого собрал комендант, везут на работы в Германию...
Везли медленно, в вагоне холод, есть нечего. Давали раз в день какую-то
баланду.
Долго ли, коротко ли, дороге конец пришел. Привезли нас в лагерь,
оцепленный с четырех сторон колючей проволокой, по углам вышки, на вышках
пулеметы. Переночевали мы в тесном бараке, а наутро был объявлен "акцион".
Так у нас произносили это непонятное слово. Теперь-то я знаю, что слово
исковеркали, слово это аукцион.
В полдень зимнего слякотного дня вывели нас на плац перед бараком,
построили.
Вдоль нашего строя прошел с офицерами господин в черной шубе с меховым
воротником шалью. Господин тыкал тростью в стоящих, а солдат тут же выдвигал
указанных на шаг вперед. Отбирал господин молоденьких женщин и парней
постарше меня. Тех, что были с детьми, не трогали. Что это означало, никто
не знал, но почему-то завидовали тем, кого взяли. Потом я узнал, что им
завидовать не следовало. Отобрали их для химического завода.
Первую партию увели. Нагрянули менее важные лица. Брали по пять, по
десять человек. А под конец выбирали по одному, по двое.
Нас с матерью купила пожилая немка.
Можно было считать, что нам повезло. Кивнул я Тане: подойти и
попрощаться нельзя было, и мы пошли за нашей хозяйкой. Она ни слова
по-русски, а мы ни слова по-немецки. Знала она только слово "карош" и
твердила его беспрестанно. Хвалилась, должно быть, что она "хорошая", что
нам у нее хорошо будет. Хуже, чем нам было в холодном вагоне под пломбой,
трудно придумать...
Немка посадила нас в небольшой грузовичок, сама села за руль. Выехали
на дорогу. Ехали быстро, не трясло, дорога асфальтом покрыта. Петляли,
петляли, наконец приехали в какой-то хутор. Теперь мы поняли, что
немка-фермерша купила нас для работы в своем хозяйстве. Ну а работа на земле
матери моей была не внове, да и я разумел по крестьянству. А тут еще и
наставник, русский батрак.
- Василий Васильевич, - представился он матери. - Из деревни Гнутки,
где стоят собачьи будки... А вы откель?
Я сразу почувствовал, что он не понравился матери. Она поджала губы и,
не глядя на него, мрачно ответила:
- И мы оттель!
Василий Васильевич - круглолицый, русый, нестарый человек, тогда ему
было под тридцать. Отрастил козлиную рыжую бородку. Щеки пушком заволокло.
Розовая, прозрачная была у него кожа, как у молочного поросеночка. Глаза
спокойные.
- Мне есть резон темнить, а тебе, мать, темнить нечего... Ты не
военнопленная, могла бы и объявиться, а мне понятнее станет, куда нынче
немец достиг...
Повернулся ко мне.
- А ты, оголец, как сюда залетел? За мамкину юбку крепко держался? Чего
же ты в лес не убег? К партизанам?
- Не успел! - ответил я сдержанно.
Но мать тут же поспешила исправить мою ошибку:
- У нас и не было никаких партизан... Под городом жили. Лес насквозь