"Ирвин Шоу. Бог здесь был, но долго не задержался (сборник рассказов)" - читать интересную книгу автора

сезона все шло как по маслу, покуда он не почувствовал, что стал глохнуть
именно на левое ухо - как раз с той стороны, где играл Сматерс: теперь он
не слышал его подсказок.
После двух игр - он громко подсказывал Хьюго, куда нужно бежать, а тот
сломя голову бросался в противоположном направлении,- Сматерс плюнул и
вообще прекратил разговаривать с ним на поле, и после игры. Это очень
обижало Хьюго, с его доброй, дружески настроенной душой. Сматерс ему
нравился, и он, конечно, очень благодарен ему за помощь; хотел даже все
честно рассказать ему о своем левом ухе; но боялся: узнают о его глухоте -
сразу отчислят из команды, он в этом уверен. А пока не имел особого желания
заниматься страхованием в конторе тестя.
К счастью для Хьюго, неприятности с ухом проявились в конце сезона, а
его обычный уровень не столь высок, чтобы тренеры или публика сразу заметили
резкий спад в эффективности его игры. Понимая, что половина мира звуков
теперь ему недоступна, что нужно постоянно опасаться бесшумных противников
слева и он не услышит ни подбадривающих возгласов, ни презрительных насмешек
половины болельщиков на стадионе, Хьюго впал в мрачную задумчивость.
За пределами спортивной площадки, несмотря на мелкие оплошности, он
довольно успешно справлялся со своим дефектом. На всех совещаниях команды
всегда садился слева от тренера, чтобы слышать правым ухом; жену убедил, что
ему гораздо лучше спится на другом краю кровати, не на том, где безмятежно
почивал три года их совместной жизни. Сибилла, жена его, ужасно
разговорчивая, предпочитала вести продолжительные монологи - одного легкого
кивка мужа ей вполне хватало для общения. А на всяких сборищах Хьюго,
незаметно мотнув головой, приводил правое ухо в положение "прием", что
позволяло ему сносно выслушивать выступающего.
Однако с приближением лета и грозной неизбежностью предсезонной
подготовки Хьюго совсем приуныл. Природа наградила его даром самоанализа, он
не умел прибегать к заумным сравнениям, но теперь стал представлять себе,
что левая часть его головы похожа на бутылку сидра с тугой пробкой. Ковырял
в ухе остро заточенными карандашами, зубочистками и даже гвоздем (чтобы
выпустить газ) но, кроме небывалой инфекции и недельного воспаления, ничего
не добился.
Наконец, он приступил к осторожным расспросам - так мужчина, пытается
достать адрес подпольного акушера, чтобы сделать аборт "подзалетевшей" его
девушке,- и нашел одного специалиста, живущего на другом краю города.
Дождавшись ежегодного отъезда Сибиллы к ее родителям в штат Орегон на две
недели, договорился о приеме на следующий день.
Доктор Д. У. Себастьян, невысокого рода, круглый, как колобок, венгр, с
чистенькими, пухленькими ручками и острыми, веселыми глазками, слыл большим
энтузиастом своей профессии.
Любое заболевание, особенно в той области медицины, которую он избрал
для себя, доставляло ему громадное удовольствие, а перспектива
продолжительной, сложной, а порой и опасной операции приводила просто в
восторг, наполняя неподдельной радостью.
- Замечательно! - все время повторял он, стоя на кожаном стульчике и
осматривая ухо Хьюго.- Чудно, просто чудно!
Судя по всему, у него было не так много пациентов.
- Знаете,- объяснял он спортсмену,- никто в наши дни не относится
серьезно к своим ушам, вставляя легкие инструменты замысловатой конфигурации