"Ирвин Шоу. Тогда нас было трое" - читать интересную книгу автора

постели и потрепал Марту по макушке. Мэнни почувствовал, как у него самого
по кончикам пальцев пробежал электрический ток.
- Не надо, еще же ночь, - сказала Марта, не открывая глаз.
- Уже почти полдень. - Насчет полдня Мэнни соврал на два часа. - И нам
нужно тебе кое-что сказать.
- Говорите и выметайтесь, - буркнула Марта.
- Понимаешь, у толстяка родилась идея, - сказал Берт над самой ее
головой. - Он хочет остаться здесь до самых дождей. Как тебе это нравится?
- Вполне.
Берт и Мэнни с улыбкой переглянулись: до чего хорошо они ее изучили.
- Марта, - сказал Берт, - ты единственная девушка в мире, которая
лишена недостатков.
Потом они вышли, чтобы дать ей одеться.


Они познакомились с Мартой Холм во Флоренции. Они бродили по одним и
тем же музеям и церквям и поэтому постоянно сталкивались друг с другом;
она была одна и явно американка, и, как сказал Берт, красивее оттуда не
привозят, и они в конце концов разговорились. Может быть, все дело в том,
что-впервые они столкнулись с ней в галерее Уффици, в зале Боттичелли, и
Мэнни в первую минуту показалось, что, если бы не короткие, темные,
неровно подстриженные волосы, она была бы вылитая Примавера [весна (ит.) -
картина Боттичелли], высокая, тонкая и по-детски угловатая, с
продолговатым узким носом и глубокими, задумчиво-грустными, таящими
опасность глазами. Мэнни почувствовал, что зашел в своих фантазиях слишком
далеко, и смутился: какая она Примавера - нормальная американка в брюках,
двадцать один год от роду, из них год у Смита, а все-таки... Он никогда не
говорил об этом Марте, а уж Берту - тем более.
У Марты было множество знакомых во Флоренции и окрестностях (потом
обнаружилось, что у нее множество знакомых в любом месте и любых
окрестностях), и она устроила так, что их пригласили пить чай на вилле с
плавательным бассейном в Фьезоле, а потом на званый вечер, где Мэнни
несказанно удивился, обнаружив, что танцует с графиней. Марта уже два года
обживала Европу, она прекрасно знала, куда стоит ходить, а где тоска
зеленая; она говорила по-итальянски, и по-французски, она бывала готова,
когда обещала быть готовой, не ныла, если приходилось сделать пять шагов
на своих двоих, смеялась, когда Берт и Мэнни шутили, могла пошутить сама,
не хихикала, не рыдала и не дулась, и это ставило ее на пять голов выше
любой другой известной Мэнни девицы. Они пробыли во Флоренции три дня, и
пора было двигаться в Портофино и дальше во Францию, но даже думать не
хотелось о том, чтобы оставить ее во Флоренции одну. Судя по всему,
собственных планов у нее не было.
- Я говорю матери, что посещаю лекции в Сорбонне, и это, в общем-то,
правда, по крайней мере зимой. - Ее мать после третьего развода жила в
Филадельфии, и Марта время от времени посылала туда фотографии, чтоб,
когда она наконец надумает возвратиться, не случилось конфуза на пристани:
вдруг мамаша ее не узнает?
У Мэнни с Бертом был серьезный разговор, после чего они засели с Мартой
в кафе на Пьяцца дель Синьориа, заказали кофе и выложили ей все.
- Мы постановили, - начал Берт, а Мэнни сидел рядом и молча соглашался,