"Виктор Шавырин. Коза-дереза (Повесть, Журнал "Русская Провинция" 1996/1)" - читать интересную книгу автора

необычайной высоты горы, катился меж ними змеевидный поток хляби, росли на
них разноцветные деревья с диковинными листьями, птицами и плодами. Где же
это было? Не иначе как на краю речной долины, в той местности, где чуть
позже судьба определила нас в аркадские пастухи и пастушки.
В первые годы моей жизни меня просто брали туда, дабы не оставлять без
присмотра. И до сих пор вижу многоцветные картины, и помню веселые голоса,
коз, широко уходящую даль, и благословляю те мгновения, когда земля впервые
с поразившей меня щедростью и лаской раскрывала передо мной свою заповедную
красоту.
С тех пор люблю дымные закаты, ранний месяц, светлые листья осени,
синеву глубоких рек, люблю веселые поляны, липовый цвет, грибной запах,
барбарис и волчье лыко, - то, чем дарила нас наша Аркадия. И - кто знает -
может, где-то в чаще или за рекой жило еще что-нибудь этакое, что в науке
называется глокой куздрой. Партизан уверял, что у диких груш он видел тигру!
Что ж, слава всем живущим. Тигра так тигра.
Так понемногу свершалось познание мира. Но до сих пор не могу
избавиться от подозрения, что некоторые озарения о нем я хранил как бы
изначала, что определены они не разумом и чувством, а генами или даже
чем-нибудь помельче, какими-нибудь мельтешащими атомами, из которых,
благодаря козе, оформилось мое тело.
В самом деле, как вошла в меня догадка, а потом и убежденность в том,
что человек человеку рознь? Всегда я жил с такой уверенностью, и с нею жили
мои добрые друзья Партизан и Поварешка. А ведь никто нас этому специально не
учил: ни матери, ни черные тарелки!
Однажды в нашу деревню зачем-то съехалось много начальства. Мы с
Поварешкой, еще совсем маленькие, сломали кривые палки, сделали из них
пулеметы, засели за плетнем напротив правления и принялись расстреливать это
начальство, пока оно толпилось у коновязи.
Сначала мы положили самого грозного на вид мужика, распекавшего за
что-то остальных. Потом выбрали другого, тоже пузатого, и всадили в него две
длинных очереди. Потом изрешетили все собрание. Остались двое: наш
председатель Сергей Николаевич и какой-то малый, молча куривший в отдалении,
у машины.
В Сергея Николаевича не будем стрелять, - гуманно объявила Поварешка -
Он хороший, он нам лесу дал.
А нам не дал, - угрюмо возразил я и нажал на гашетку. Покончив, таким
образом, с правящим классом, мы хотели было
положить последнего, курившего у машины, но своевременно
догадались, что это шофер, которою грех убивать. Мы уважали
простых людей, а если не уважали, то жалели. Мы были
сознательный народец. Мы хотели только хорошего для себя и для
других. И изначально мы знали и верили, что это хорошее где-то
имеется в наличии.
Где? В разные времена разные фантазии приходили мне в голову. То я
думал, что в лесу, не показываясь на глаза, живут оставшиеся от славной
дочеловеческой эпохи маленькие, наивные, печальные и добрые существа -
какие-нибудь джамбли, бумбли или карамбли. Что они играют при луне на
полянах и иногда, с замиранием сердца, смотрят с опушки, из-за кустов на наш
шумный и деловитый мир и на нас, людей. Но потом я пришел к выводу, что
джамблям нечему завидовать. Что хорошего у нас было? Возились в темноте, в