"Рене Шатобриан. Ренэ " - читать интересную книгу автора

воображают, что сделали все, если помешали человеку умереть! Так сетовал я.
Потом, думая о себе, я говорил: "Неблагодарная Амели, если бы ты была на
моем месте, если бы, как я, ты заблудилась в пустыне твоей жизни, - ах, ты
не была бы покинута твоим братом!"
Однако, перечитывая письмо, я находил в нем столько грусти и нежности,
что сердце мое растаяло. Вдруг у меня явилась мысль, подавшая некоторую
надежду: мне показалось, что Амели полюбила кого-то, кого не решалась
назвать. Это подозрение, казалось, об'ясняло ее грусть, ее таинственную
переписку и страстный тон ее письма. Я ей немедленно написал, умоляя открыть
мне свое сердце.
Она не замедлила ответить мне, но не выдала своей тайны; она только
уведомляла меня, что получила отпущение от послушничества и вскоре
произнесет монашеский обет.
Я был возмущен упрямством Амели, ее таинственностью и столь малым
доверием к моей дружбе.
После минутного раздумья о том, на что мне решиться, я вздумал
отправиться в Б., чтобы в последний раз попытаться убедить сестру. Мой путь,
лежал через край, где я был воспитан. Увидя леса, в которых я проводил
единственно счастливые часы моей жизни, я не мог сдержать своих слез и не
устоял против искушения сказать им последнее прости.
Мой старший брат продал унаследованное им отцовское поместье, и новый
владелец не жил в нем. Я приехал в замок по длинной пихтовой аллее, прошел
пешком по пустынным дворам; я остановился, чтобы взглянуть на закрытые,
местами разбитые окна, на чертополох, росший у стен, на кучи листьев,
собранных у порога дверей, на пустое крыльцо, где я так часто видел моего
отца и его верных слуг. Ступеньки уже поросли мхом. Желтофиоль выросла между
его растрескавшимися, расшатанными камнями. Незнакомый сторож поспешно
открыл предо мною двери. Я не решался переступить через порог, Он
воскликнул:
- Неужели и с вами будет то же, что с незнакомкой, несколько дней назад
приезжавшей сюда? Она упала в обморок, войдя сюда, и я принужден был отнести
ее в карету.
Мне не трудно было узнать, кто эта незнакомка, которая, как я,
приезжала сюда за слезами и воспоминаниями!
Прикрыв на минуту глаза платком, я вступил под кров моих предков. Я
прошел по всем гулким комнатам, в которых раздавался только шум моих шагов.
Комнаты освещались слабым светом, проникавшим сквозь закрытые ставни. Я
зашел в ту, где скончалась моя мать, дав мне жизнь, в ту, где скончался мой
отец, в ту, где я спал в своей колыбели, наконец, в ту, где сердце моей
сестры получило первые обеты дружбы. Повсюду обои были содраны, и паук ткал
свою паутину на покинутых постелях. Поспешно вышел я оттуда и удалился
большими шагами, не осмеливаясь оглянуться. Как прекрасны, но как мимолетны
те минуты, которые братья и сестры проводят в своем детстве под крылом их
старых родителей! Целость семьи человека длится только один день: дуновение
божие рассеивает ее, как дым. Сын едва знает отца, отец - сына, брат -
сестру, сестра - брата. Дуб видит, как его желуди пускают ростки вокруг
него; но не таков удел детей человека.
Приехав в Б., я велел везти себя в монастырь; там я выразил желание
видеть сестру. Мне сказали, что она никого не принимает. Я написал ей. Она
мне ответила, что готовится посвятить себя богу и ей запрещено отдать хотя