"Том Шарп. Уилт Непредсказуемый" - читать интересную книгу авторабудущее. Он - великий писатель! Подумаешь, не написал еще ничего. Главное
- он писатель! Еще юношей Уилт решил стать писателем и начал заранее готовиться к нелегкому труду на писательском поприще. Он читал Пруста и Жида, читал книги о Прусте и Жиде, читал книги о книгах о Прусте и Жиде, пока не убедился окончательно, что лет в тридцать восемь обязательно будет писателем. С тех пор он проводил время в томительно-приятном ожидании. Все это сравнимо с тем, что чувствуешь, когда, оказавшись у зубного врача, вдруг узнаешь, что сверлить ничего не надо. В плане, конечно, духовном. Вот он сидит в своем прокуренном кабинете, обшитом пробковыми панелями, в доме на какой-то живописной улочке Парижа. А на письменном столе у окна нежно шелестят листки, исписанные неразборчивым почерком. Это рукопись будущего прекрасного романа. А вот он в Ницце. Белоснежная спальня. На белых простынях Уилт в объятиях загорелой красавицы. Яркие лучи, отражаясь от лазурной глади Средиземного моря, играют солнечными зайчиками на потолке. Все испытал он в своих юношеских мечтах. Была и слава, и удача, и скромное величие, и изящные остроты непринужденно слетали с его уст над рюмочкой абсента, и, словно ручеек намеков и иносказаний, лился тихий разговор. А потом в синей предрассветной дымке он быстро шагал к себе по пустынным тротуарам Монпарнаса. Пожалуй, единственное, что Уилт не перенял у Пруста и Жида, это пристрастие к мальчикам. Мальчикам и мусорным ведеркам из пластика. Не то чтобы он представлял себе педофильствующего Жида в процессе варки пива. Тем более в пластмассовом ведре. Тот, кажется, был трезвенником. Просто Уилта совсем не тянуло на мальчиков. Поэтому он позаимствовал у Лоуренса* Фриду (хотя и опасался подхватить от нее туберкулез) и наделил ее более мягким сплетенные страстью тела. Казалось, это будет продолжаться "отныне и навек", и Фрида теперь выглядела как Дебора Керр. Главное, она неисчерпаемый источник жизни; она - если не сама бесконечность, то живое воплощение бесконечной страсти Уилта. Страсть - не то слово, чтобы передать всю глубину его любвеобильной души. И она, подобно Еве, не спросит, кто такой Рошфуко* или как его там... (Повезло ему с музой, нечего сказать.) А он? А он закопался тут, как жук в навоз, и хлещет до одурения какую-то бурду, лишь отдаленно напоминающую пиво. Бурду, забродившую в пластмассовом ведерке для мусора. Непременно в пластмассовом! Таким ведерком в самый раз дерьмо таскать, а уважающее себя ведро должно быть железным. Но Уилт не позволял себе такой роскоши. Он однажды попробовал и чуть не отравился. Впрочем, наплевать. Что там ведерко, когда он только что узрел жрицу любви, свою прекрасную музу. И впервые за семнадцать лет безрадостного существования ему вдруг захотелось слово "муза" написать с большой буквы "М". Выпитое пиво, будь оно неладно, тут же напомнило, где еще можно встретить букву "М". "А если Ирмгард никакая не Муза? А так, смазливая безмозглая сучка? А папаша у нее - пивовар из Кельна с пятью "мерседесами"?" Уилт вышел из своего убежища и обречено направился к дому. Когда Ева с девчонками вернулась из театра, он с угрюмым видом смотрел футбол по *Ларошфуко Франсуа (1613-1680) - французский мыслитель; писатель, автор книги "Максимы и моральные размышления". |
|
|