"Александр Шаров. Маленькие становятся большими (Друзья мои коммунары)" - читать интересную книгу автора

Через годик, бог даст, разгромим беляков, вернемся с товарищами, тогда
разберусь. А ты, директор, - знай линию веди; живы будем - спросим; у нас
рука тяжелая.
- А как же! Со всей революционной твердостью... - бормотал Струков,
провожая Чижова к дверям. - Вот и портреты были: вдовствующая императрица
Мария и генерал при орденах - вырезали беспощадно.
Голос замолк. Я остался один посреди пустынного кабинета, не понимая
еще по-настоящему, какое это несчастье потерять последнего близкого
человека.
- Ну, братик, примеряй! - приказал Струков, возвращаясь со свертком
одежды. - Надо бы искупать тебя - дров нет... Свое скидай - тут полный
комплект... Поживей, братик, не разглядывай - Варвара Альбертовна придет, не
похвалит.
Я натянул странные штанишки и рубашку, подшитую тонкой полоской кружев,
неудобные черные шаровары и серую кофточку; примерил капор с длинными
лентами и черный салоп на вате.
- Девичье, - объяснил Струков. - Ничего не поделаешь, приспосабливаем
что есть.
Старая моя одежда грудой валялась на стуле, серые ленты сосульками
свисали с капора, и вдруг ясно представилось, что Чижов не вернется, а без
него попробуй отыщи в огромном городе Лаську, или моряков, или Анну
Васильевну. Да и никогда мне не выбраться отсюда без него.
- Главное - дисциплина! - строго проговорил Струков.
В дверях за ним стояла Варвара Альбертовна.
- Солдат ушел? - спросила она. - Надо проветрить комнату, но у меня нет
сил, мосье Струков... Какая грубость! И это в стенах учреждения, которое
посещали члены августейшей фамилии и завнаробразом товарищ Грибов! Вы
знаете, что я приветствовала революцию, хотя и не дралась на баррикадах. Но
разрешите мне думать, что и Степан Разин был комильфотней этого субъекта.
Она села в кресло и, как в первый раз, брезгливо оглядев меня,
добавила:
- Будьте добры, отнесите эти... тряпки, товарищ Струков, а я проведу
ребенка.
Так началась моя московская жизнь.
Мы шагали по бесконечному коридору, еле освещенному лампочками,
мерцавшими под потолком. Далеко впереди виднелось высокое, сверху
закруглявшееся аркой окно и черное небо за стеклом. По сторонам в глубоких
нишах темнели тоже очень высокие, плотно закрытые двери. Лампочки отражались
в хорошо натертом паркете. Колеблющиеся тени скользили по стенам и по полу,
то удлиняясь, то сжимаясь, точно от страха. Иногда тени раздваивались и
разбегались в разные стороны, как минутная и часовая стрелки.
Я прислушивался к пронзительному скрипу своих новых ботинок, шелесту
платья Варвары Альбертовны и ее голосу - тихому и очень внятному.
- Теперь я веду тебя в дор-ту-ар, - говорила она, делая паузу после
каждого слога. - Ты, конечно, даже не знаешь этого слова... А тут дортуары
девочек. У нас воспитываются отпрыски древнейших родов: баронов Кронбергов,
Козельских-Строгановых, Ромадановых... Сегодня сирота, а завтра у дяди
прямые наследники опочили, и тебя в людскую к ней не пустят...
Я плохо понимал, что говорит Варвара Альбертовна, но чувствовал, как
сердце переполняется ненавистью к ней, к ее звенящему голосу, крадущейся