"Варлам Шаламов. Вишера" - читать интересную книгу автора

переговорить с конвоем и перейти "на сторону победителя", - он был уже в
охране, ехал как "передовой" для подготовки помещения для этапа. Я было
сунулся к нему с какой-то просьбой (по Бутыркам я знал его отлично), но
встретил такой отсутствующий холодный взгляд, что больше на протяжении
многих лет не обращался к нему. Цвирко сделал большую лагерную карьеру --
был начальником "командировки" Потьма близ Вижаихи, любимцем Берзина*, с ним
уехал на Колыму, был там начальником Северного горного управления в
тридцатые годы, во второй половине, и вместе с Берзиным был расстрелян.
Идти нам было пять дней - сто с чем-то километров - до Вижаихи, до
Управления 4-м отделением СЛОНа.
Уральский апрель - везде ручейки, проталины, горячее жгучее солнце
бледную тюремную кожу наших лиц превращало за несколько часов в коричневую,
а рты делало синими. "И кривятся в почернелых лицах голубые рты" - это
сказал про весенний этап уральский сибиряк.
Идти было не тяжело. Было много привалов, сзади этапа плелись
сани-розвальни, в них ехали зубная врачиха и начальник конвоя Щербаков.
Засветло мы подошли к деревне, где нам отвели две избы для ночевок --
одна побогаче, обыкновенная северная изба, а другая - сарай с земляным
полом, на который была брошена солома.
Весь этап вели мимо Щербакова, и, глядя в лицо каждому, начальник
конвоя изрекал:
- В сарай!
- В избу!
- В сарай!
Способ этот - выбирать "на глаз" - очень распространен в лагерях, где
только опытный может справиться с отбором. Как отбирают: крестьян - без
промаха, блатных - без промаха, грамотных - без промаха.
Старые начальники гордились этой своей "опытностью". В 1930 году близ
станции Березники выстраивались огромные этапы, следующие в управление, и
вдоль рядов проходил Стуков, начальник Березниковского отделения. Люди были
построены в две шеренги. И он просто тыкал пальцем, не спрашивая ничего и
почти не глядя, - вот этого, этого, этого, - и без промаха оставлял
работяг-крестьян по пятьдесят восьмой.
- Все кулаки, гражданин начальник.
- Горяч еще, молод ты. Кулаки - самый работящий народ... - И
усмехался.
Иногда приходилось задавать вопросы.
- А нет ли здесь, - Стуков повышал голос, - нет ли здесь, кто раньше
работал в органах?
- В opганax! В органах! - эхом откликался этап. Работавших в органах
не находилось.
Вдруг откуда-то сзади протиснулся к Стукову человек в штатском бумажном
костюме, белокурый, а может быть черноволосый, и зашептал:
- Я осведомителем работал. Два года.
- Пошел прочь! - сказал Стуков, и осведомитель исчез.
У меня не было "багажа": солдатская шинель и шлем, молодость - все это
было минусом в глазах Щербакова, - я попадал неизменно на глиняный пол
сарая.
Приносили кипяток, давали хлеб на завтрак, селедку, ставили парашу.
Смеркалось, и все засыпали всегда одинаково страшным арестантским сном с