Глава 8

В конце концов они рассказали мне все. История походила на какой-то фильм ужасов.

Мужчина в красивом костюме и галстуке, назвавшийся отцом Джулиана Трента, приехал к ним как-то вечером, вскоре после того, как Джозеф вернулся с работы, из офиса Прокурорской службы Короны. Джозеф стал солиситором всего год назад, то было первое его дело, и он очень гордился этим. Они с Бриджит поженились, когда он еще учился в колледже, и недавно переехали в новую общую квартиру, где готовились к появлению первенца. Все шло прекрасно, и они были совершенно счастливы. Но ровно до тех пор, пока тень Джулиана Трента не перечеркнула им жизнь.

Поначалу мужчина держался приветливо и даже предложил Джозефу деньги в обмен на какую-то нужную ему информацию.

— Что за информацию? — спросил я.

— Ну, за данные, которые уже можно было найти в домене, — ответил он.

— Какие именно данные? — спросил я.

— Имена и адреса присяжных, — сказал он.

— Участвующих в процессе над Джулианом Трентом? — осведомился я, хотя уже знал ответ.

Он кивнул.

—Это был первый процесс, над которым я работал в Олд-Бейли. И имена присяжных уже были известны, — добавил он в свое оправдание. — Их зачитывали вслух в суде. — Имена и фамилии присяжных можно было найти в домене, а вот адресов там не указывалось.

— К тому же нам очень были нужны деньги, — вставила Бриджит. — Ребенок должен был родиться, столько вещей надо купить.

— И это вовсе не противозаконно, — с отчаянием в голосе добавил Джозеф.

— Но вы же понимали, что делать этого нельзя, — заметил я. Я не знал, насколько это противоречит букве закона, но подобный поступок определенно не вписывался в моральные принципы и правила поведения, и суду это явно не понравилось бы.

Он снова кивнул.

— И когда же этот человек вернулся? — спросил я.

— На следующий день, — ответил Джозеф. — Должен был принести деньги за информацию, которую я ему подготовил.

— Но вместо этого избил Бриджит?

Он ответил кивком, глаза снова наполнились слезами.

— Я просто не мог в это поверить! Он вошел в квартиру и ударил ее. Сбил с ног, потом подтащил к двери… и сломал ей руку, пока она лежала на полу. Это было… просто ужасно!.. — Слезы так и хлынули из глаз, он нервно сглотнул. — й я чувствовал себя таким беспомощным… не мог его остановить. — Бриджит опустила ему руку на плечо. — Все произошло страшно быстро, — всхлипнул он. Очевидно, он больше всего страдал из-за неспособности защитить жену.

— Что было потом? — спросил я.

— Потом он потребовал информацию.

— И вы ему дали?

— Я спросил насчет денег, — ответил он. — Но он велел отдать все и немедленно, а если нет, то 165 пригрозил сломать Бриджит и вторую руку. — И Джозеф громко зарыдал.

—Что произошло потом? — спросил я.

—Пришлось вызвать «Скорую», — ответил он. — Мы так испугались… вдруг потеряем ребенка. Бриджит пролежала в больнице почти неделю.

Я уже понял, что сделал дальше этот человек.

—Полицию вызывали? — спросил я Джозефа.

— В больнице вызвали. Видно, подумали, что это я избил ее, — пробормотал он. — И в полиции не поверили, когда я сказал, что это сделал другой.

— Но вы сказали им, кто это был? — спросил я. — И чего хотел?

— Нет, — он снова заплакал. — Он пригрозил, что, если я скажу хоть слово, он вернется и сделает все, чтоб Бриджит потеряла ребенка. — Тут он с опаской взглянул на меня, и я понял: он боится, что допустил ошибку, рассказав это мне. — Он обещал, если мы проболтаемся, сделать так, чтоб у нас вообще больше никогда не было детей,

И Джозеф, конечно, этому поверил. «В следующий раз размозжу тебе башку.. В следующий раз оторву твои поганые яйца». Ведь и я тоже поверил.

—И потом он приходил еще раз?

— Нет, сам не приходил, — ответил он. — Прислал мне письмо на работу, через месяц после окончания процесса.

— И что же там было? — спросил я, уже догадываясь, что мог прочесть Джозеф в этом письме.

— Он велел мне пойти к адвокату Джулиана Трента и сказать ему, что я договорился с несколькими присяжными, и поэтому Трента и осудили, — нервно выпалил он. — Но я ни с кем не договаривался, клянусь! — Что не помешало ему, подумал я, заявить под присягой на процессе по апелляции, что именно так оно и было. Я ведь прочел все материалы по процессу.

—А в письме указывалось, с какими именно присяжными надо было договориться? — спросил я.

—Да, — ответил он. — С тремя.

Их фамилии я тоже уже знал. Упоминались в материалах.

— И как же звали этого адвоката? — спросил я его. Ведь на первом процессе я был адвокатом Джулиана Трента.

— Какой-то солиситор из Вейбриджа, — ответил он. — Названия фирмы не помто. Странно, но показалось, он ждал моего прихода. Дословно знал все, что я собираюсь сказать.

— Пожалуйста, постарайтесь все же вспомнить его фамилию, — сказал я Джозефу. Солиситор, подключивший меня к защите Трента на первом процессе, был из конторы в центре Лондона, а не из Вейбриджа.

— Не могу, — пробормотал он. — В письме было указано, но этот адвокат его забрал. Только и помню, что контора его находилась на Вейбридж-Хай-стрит, на втором этаже, а на первом там были магазины. Если надо, попробую найти. Я был тогда словно в тумане.

— Ну а что-нибудь еще в том письме было? — спросил я.

— Фотография. — Он вздохнул. — А на ней мы с Бриджит, выходим с курсов для будущих родителей, что при местной больнице. И еще там была начерчена стрела, красным маркером. И кончик этой стрелы упирался ей в живот.

С Бриджит и Джозефом Хьюзами я просидел 167 больше часа. Визит дружелюбно настроенного господина в красивом костюме, который требовал информации, разрушил их жизнь. Должно быть, этот тип знал, что они молоды и уязвимы. Вовлек их в свою грязную игру, ни секунды не колеблясь, лишил их будущего. Джозеф потерял работу солиситора, которой так долго и упорно добивался, да и избежать преследования по закону ему удалось просто чудом.

Но хуже всего то, что он утратил всякую веру и надежду на лучшее. Бриджит была так запугана, что почти не выходила из дома. Они стали пленниками в этой своей жалкой комнатушке, ничего лучшего себе просто не могли позволить и вообще давно бы умерли с голоду, если б каждую ночь Джозеф не трудился в местном супермаркете — расставлял продукты по полкам. Домой он приходил утром с пакетом просроченных продуктов — то была часть его заработной платы.

—Пожалуйста, помогите нам, — взмолился он, провожая меня к выходу. — Я держусь только ради Би и Рори.

—Как с вами связаться? — спросил я.

—Здесь есть телефон-автомат. — И он указал на будку за дверью.

Я записал номер. И дал ему свою карточку.

—Позвоните, если что-то понадобится, — сказал я.

Джозеф кивнул, но мне показалось, он никогда не позвонит. Пусть вся жизнь его рассыпалась в прах, но остатки гордости еще сохранились.

Мы распрощались внизу, в холле, и, открывая дверь, Джозеф осторожно выглянул на улицу. Я сунул ему в руку несколько банкнот. Он посмотрел на деньги, протянул обратно.

— Купите еды для ребенка, — сказал я. Он поднял на меня взгляд.

—Спасибо, — пробормотал он, и на глазах снова выступили слезы. Дела обстояли столь плачевно, что он не посмел отказаться от денег, хотя всем существом противился подачке.

Затем я отправился к одному из присяжных, принимавших участие в первом процессе, который давал показания на слушаниях по пересмотру дела. Проживал он в северном Лондоне, в Хендоне, неподалеку от Голдес-Грин.

Джордж Барнет пытался захлопнуть дверь прямо у меня перед носом. Он сразу узнал меня, как, впрочем, и я его. Благообразной наружности седовласый джентльмен, он был на процессе старшиной присяжных, но теперь больше походил на собственную тень. Куда только делись бравая выправка и самоуверенный вид. Передо мной стоял сгорбленный старик, и от него так и веяло страхом.

— Уходите, — сказал он через щелку в двери, под которую я успел подставить ногу, чтоб не закрылась. — Я сделал все, о чем меня просили. А теперь оставьте меня в покое.

— Мистер Барнет! — крикнул я ему. — Я здесь для того, чтобы помочь вам!

— Это он мне тоже говорил.

— Меня прислал вовсе не мистер Трент, — сказал я.

Изнутри донеслось приглушенное:

— О господи, — и он еще сильней потянул дверь на себя. — Уходите!

— Мистер Барнет! — крикнул я снова, не убирая ноги. — Меня тоже избил Джулиан Трент. И я хочу выяснить, за что. Нужна ваша помощь.

— Пожалуйста, уйдите, — произнес он, только на этот раз тихим усталым голосом.

— Хорошо, — сказал я. И убрал ногу. Барнет захлопнул дверь. — Мистер Барнет! — сказал я ему, — хотите прожить остаток жизни в страхе или все же поможете мне остановить этих людей?

— Да уйдите же! — взмолился он.

Я сунул в щель почтового ящика карточку.

—Позвоните, если вдруг передумаете. Я на вашей стороне.

Ничего полезного я от него не услышал. Но хоть, по крайней мере, подозрения мои подтвердились. Джулиан Трент вместе со своими дружками и родственниками ломал жизни всем, кто бы ни появился у них на дороге, нападал на хороших людей, подвергал невыносимым унижениям, в том числе и меня, не позволял правосудию свершиться и плевать хотел на все последствия.

Но я не намеревался жить в постоянном страхе до конца своей жизни.

Пора дать отпор.

В четверг, забыв обо всех своих неприятностях, я отправился в Челтенхем на скачки.

Соревнования по стипль-чезу для жокеев-любителей должны были состояться на следующий день, сразу после турнира профессионалов на «Золотой кубок». На четверг был назначен и чемпионат по барьерным скачкам на длинную дистанцию с участием лучших стайеров страны.

А потому сегодня у меня был выходной, и я являлся гостем лэмбурнской компании по транспортировке лошадей, которая держала на ипподроме частную ложу. И у меня там было место. А заслужил я его потому, что не далее как в прошлом году успешно защитил в суде одного из водителей этой компании, обвиняемого в опасном вождении. Вот и выпала мне премия — бесплатная ложа на ипподроме в Челтенхеме.

Находилась она в верхнем ряду огромных трибун, которые должны были заполниться тысячами азартных болельщиков, они громкими приветственными криками, сливавшимися в сплошной рев, встречали победителей этого одного из самых замечательных праздников в мире скачек. Сюда съезжались все владельцы лошадей, тренеры и жокеи, трудившиеся на протяжении года в преддверии этого знаменательного события.

Напряжение все сгущалось в воздухе — казалось, его можно было резать ножом — по мере того, как целые потоки людей устремились через турникеты, стремясь занять местечко поудобнее, а также успеть купить кусок пирога и пинту пива, перед тем как начнется действо посерьезнее. А именно: выбирать фаворитов и сделать на них ставки, а уже потом устроиться на заранее выбранных местах.

К счастью, мое место никто уже не мог занять, и располагалось оно самым выгодным образом. С балкона ложи открывался прекрасный вид на весь ипподром. А потому у меня было время насладиться атмосферой, побродить по крытой галерее, где находились многочисленные киоски и магазинчики, и даже пройти через Зал Славы по пути к своему уровню под номером пять.

— Кого я вижу, Джеффри! — встретивший меня у двери владелец транспортной компании Эдвард Картрайт протянул пухлую руку. Я тепло ответил на рукопожатие. — Добро пожаловать в Челтенхем, — сказал он. — Надеюсь, день будет удачный. — И тут взгляд его переместился куда-то мне за плечо, и он поспешил приветствовать следующего гостя.

Площадь ложи составляла около четырех квадратных метров, центр ее занимал большой прямоугольный стол со скатертью, уже накрытый для ленча. Я быстро оглядел места. Накрыто на двенадцать человек, но пока что присутствовали пятеро. Я с благодарностью принял бокал шампанского из рук маленькой черноволосой официантки и подошел к другим гостям, которых уже видел на балконе снаружи.

— Привет, — сказал один из них. — Помните меня?

— Конечно, — ответил я, пожимая ему руку. Последний раз я видел его в ветеринарной клинике в ноябре. — Ну, как поживает ваш годовалый красавчик?

— Ему уже два года, — ответил Саймон Дейси. — Почти готов к выступлениям. Вроде бы обошлось без печальных последствий, но никогда не знаешь наверняка… Он мог бы бежать быстрее, если б не та травма.

Я взглянул на остальных троих гостей.

—О, простите, — сказал Саймон. — Позвольте представить вас жене, это Франческа. — Я пожал протянутую мне хрупкую ладонь. Франческа Дейси оказалась высокой стройной блондинкой в желтом костюме, который плотно облегал ее во всех нужных местах. Мы улыбнулись друг другу. Саймон махнул рукой в сторону пожилой пары. Мужчина в костюме в тонкую полоску, дама в элегантном длинном коричневом жакете поверх кремового топа и коричневых слаксов. — Знакомьтесь, Роджер и Дебора Рэдклифф.

Ага, вот оно что, сообразил я. Значит, эта чета и является законными владельцами Перешейка.

— Мои поздравления, — сказал я. — С блестящей победой в прошлом июне на Дерби.

— Спасибо, — ответила Дебора Рэдклифф. — Самый счастливый и знаменательный день в нашей жизни.

Еще бы, подумал я. И от души понадеялся, что завтрашний день станет таким же для меня. Выиграть скачки в Челтенхеме — это, конечно, мечта, но сделать то же самое в Эпсоме на Дерби — вообще предел всяких мечтаний. И тут я вспомнил ветеринарную клинику и слова Саймона Дейси о том, что вечеринка была бы самым прекрасным событием в его жизни, если бы Милли Барлоу не покончила с собой в самый разгар празднества.

— Прошу прощения, — сказал Саймон Дейси. — Помню, что вы держите лошадь у Пола Ныоингтона, но забыл ваше имя, страшно неловко.

— Джеффри Мейсон.

— Ах да, конечно, Джеффри Мейсон. — И мне пришлось снова обменяться рукопожатием. — И вы, кажется, адвокат, да?

— Да, верно, — ответил я. —– Но здесь присутствую в качестве жокея-любителя. Скачки у меня завтра. Стипль-чез.

— Желаю удачи, — с легким оттенком презрения произнесла Дебора Рэдклифф. — Мы прыганьем через барьеры не занимаемся. — Она произнесла это таким тоном, точно, по ее мнению, лошади, участвующие в стипль-чезе, не живые, а игрушечные и что вообще всю эту затею можно назвать скорее хобби, а не настоящими скачками. Дура ты, и никто больше, подумал я. Я всегда придерживался противоположного мнения.

Роджер Рэдклифф, по всей видимости разделявший мнение жены, воспользовался моментом и нырнул куда-то в глубину ложи наполнить бокал шампанским. Зачем, подумал я, они вообще пришли, если их не интересуют скачки? Впрочем, долго размышлять над этим я не стал. Я был на седьмом небе, и единственное, что меня беспокоило, так это то, что сегодня придется съесть и выпить больше положенного. И набрать тем самым к завтрашнему дню лишний вес.

Франческа Дейси и Дебора Рэдклифф отошли в дальний конец ложи. Наверное, для какого-то интимного разговора «между девочками», подумал я. И мы с Саймоном остались одни. Несколько секунд царило неловкое молчание, мы пили шампанское.

— Вы вроде бы говорили, что защищаете Стива Митчелла? — спросил Саймон Дейси даже с каким-то оттенком облегчения.

— Верно, — ответил я и тоже расслабился. — Я один из барристеров.

— А когда суд? — осведомился он.

— Назначен на вторую неделю мая.

— И Митчелл все это время находился в тюрьме? — спросил он.

— Да, конечно, — ответил я. — Защита дважды подавала апелляцию на освобождение под залог, но безуспешно. Третьей попытки не дано.

—Сможете его вытащить? — спросил он.

—Вообще-то мы никого не вытаскиваем, — с сарказмом заметил я. — Моя работа — заставить присяжных определить, виновен человек или нет. Надеюсь посеять у них сомнения в виновности Митчелла.

— Сомнения вопреки всем уликам?

— Именно.

— Но ведь сомнение всегда присутствует, разве нет? — заметил он. — За исключением разве только тех случаев, когда убийство заснято на пленку?

— Даже тогда остаются сомнения, — ответил ему я. — Дни, когда суду демонстрировали только негатив, остались в далеком прошлом. И, думаю, не стоит утверждать, что цифровые камеры никогда не лгут. Еще как лгут, причем довольно часто. Нет, моя задача убедить жюри, что любое сомнение разумно, обоснованно и его следует трактовать в пользу обвиняемого.

— Как мило, — рассмеялся он. — По-джентльменски.

Зато методы убеждения Джулиана Трента с его бейсбольной битой вряд ли можно назвать джентльменскими.

— Когда-нибудь слышали о человеке по имени Джулиан Трент? — спросил я его.

— Нет, — ответил Дейси. — А что, должен?

— Да это я так, к слову пришлось.

Похоже, он не врал. А если и да, то делал это весьма артистично.

— Он что, участвует в скачках? — спросил Саймон.

— Нет, не думаю, — ответил я. — Просто спросил, вдруг он вам знаком.

— Знаете, что интересно? — заметил он. — Наш мир, мир скачек, очень закрытый. Все друг друга знают, но мы практически не знакомы ни с кем, кто находится вне этого сообщества.

Я понимал, что он имеет в виду. Судебный мир в точности таков. Вот одна из причин, по которой я получал такое удовольствие от спорта, ведь он был так далек от множества формальностей и чудовищной медлительности, с которой вертелись винтики и колесики правосудия.

Тут в ложу заглянула маленькая черноволосая официантка и объявила, что сейчас подадут ленч, а потому желательно занять свои места за столом.

Прибыли и все остальные гости, и я оказался на дальнем конце стола, где сидел между Франческой Дейси и Джоанной, супругой Николаса Ос-борна, тренера из Лэмбурна, услугами которого пользовался много лет назад. Усаживаясь, мы с Николасом обменялись вежливыми кивками. Однако особой теплоты, увы, в этих приветствиях не просматривалось. Слишком долго враждовали, подумал я, а вот из-за чего, собственно, теперь и не вспомнить.

Что, надо сказать, не помешало Джоанне проявить особое ко мне расположение, она даже умудрилась сжать мою коленку ладонью, когда я садился за стол. Она всегда со мной заигрывала. Может, именно поэтому, вдруг подумал я, Ник так меня невзлюбил. Я посмотрел на него через стол. Он насупился, и тогда я подмигнул ему и засмеялся. И он, судя по всему, растерялся и не знал, как реагировать на это.

—Ник, — громко сказал я ему. — Пожалуйста, скажи своей жене, чтоб перестала со мной флиртовать. Ведь я человек женатый.

Он не знал, что и ответить.

—Но… — Он так и не закончил фразы.

—Да, моя жена умерла, — сказал я и изобразил улыбку. —• Но я до сих пор люблю ее.

Он, похоже, немного расслабился.

—Джоанна, дорогуша, — сказал он, — оставь бедного мальчика в покое. — И он улыбнулся мне в ответ, и то было первое искреннее проявление дружелюбия за долгие пятнадцать лет.

— Старый дурак, — прошептала Джоанна мне на ухо. — Ревнивый, просто ужас до чего! Давным-давно бы бросила его, но… все как-то не получалось.

Я в ответ ущипнул ее за коленку. Ника хватил бы удар, заметь он это.

— Ну, расскажи, чем сейчас занимаешься, — попросила она, когда подали горячую отварную спаржу с соусом по-голландски.

— Представляю интересы Стива Митчелла в суде, — ответил я.

Франческа Дейси, сидевшая по другую руку от меня, даже слегка подпрыгнула на сиденье. Стулья стояли так тесно, что я это сразу почувствовал.

— Как интересно! — воскликнула Джоанна. — И он, конечно, виновен, да?

— Ну, это присяжным решать, — ответил я.

— Боже, до чего же ты скучный! — упрекнула меня Джоанна и снова ухватила за коленку. — Ну, расскажи. Это ведь он убил?

—А ты как думаешь? — спросил я. Франческа делала вид, что нас не слушает.

— Думаю, да, — сказала она. — Иначе к чему его так долго держать в тюрьме?

— Но ведь суда-то еще не было, — заметил я.

— Да, но все говорит, что это он, — возразила она. — Его бы не арестовали, если б он этого не сделал. И потом, все знают, что Барлоу и Митчелл просто до смерти ненавидели друг друга.

— Это еще не означает, что он убийца, — сказал я. — Даже напротив. Если все знали, что он ненавидит Барлоу, то он автоматически становился подозреваемым номер один. И Митчелл это понимал. Его могли подставить.

—Ну, знаешь ли, это тоже еще ничего не означает, — сказала она. — И потом, разве не все виновные говорят, что их подставили?

—Некоторые говорят при этом правду, — заметил я.

Пустые тарелки убрали, начали разносить главное блюдо — цыплячьи грудки в горчичном соусе. Франческа Дейси предпочла вегетарианское блюдо — пасту в соусе.

Джоанна Осборн заговорила с мужчиной, сидевшим по левую руку от нее, еще одним тренером из Лэмбурна, я же обернулся к Франческе, сидевшей справа от меня. Похоже, эта дамочка очень трепетно относилась к своему здоровью и теперь не сводила подозрительного взгляда со своей тарелки.

— Давно знакомы со Стивом Митчеллом? — тихо спросил ее я.

— Не знакома, — ответила она. Но оба мы понимали: это ложь.

— Были с ним в тот день, когда погиб Скот Барлоу? — спросил ее я еле слышным шепотом, так чтоб никто за столом не услышал.

— Нет, — тоже шепотом ответила она. — Не понимаю, о чем это вы. — Однако оба мы прекрасно понимали.

— Вы действительно ушли из дома Стива в половине третьего? — Я не сводил взгляда с цыплячьей грудки.

— О господи, — прошептала Франческа. На секунду показалось: она вот-вот встанет из-за стола и уйдет. Но нет, тяжело вздохнув, она продолжала изучать свое блюдо с пастой. — Да, — ответила она. — Так оно и было. Мне нужно было вернуться домой к этому времени, мы вызвали водопроводчика. Наладить посудомоечную машину.

Получалось, Стив был прав, когда говорил, что вовлекать ее не имеет смысла, из этого признания алиби не получалось.

—Стив мне ничего не сказал, — прошептал я ей на ухо. — Напрочь отказался говорить, с кем был в тот день.

Я так и не понял, обрадовалась она этому обстоятельству или нет.

— Пожалуйста, — она судорожно сглотнула. И продолжила еле слышным шепотом: — Пожалуйста, только не говорите мужу.

— Нет, — ответил я. — В том нет никакой необходимости.

Тут она то ли кашлянула, то ли всхлипнула и резко поднялась из-за стола.

—Извините, — прохрипела она. — Видно, съела что-то не то… — И она выбежала из ложи, прижимая к лицу белую льняную салфетку. Одна из дам поднялась, последовала за ней. Саймон Дейси с недоумением наблюдал за всей этой сценой.

Челтенхем во время фестиваля не похож ни на один из городков, где проводятся скачки. И вот после ленча я решил прогуляться, впитать эту уникальную атмосферу. Дошел до Гиннес-Виллидж, ставшей временным пристанищем для тысяч ирландцев, совершающих ежегодное паломничество по пути в Гло-честершир, без них скачки потеряли бы свою уникальность. Под огромным шатром на сколоченной из лесов сцене выступали ирландские фольк-группы и английские рок-музыканты — развлекали толпу перед главным событием дня, самими скачками.

Облокотившись о белое пластиковое ограждение, я наблюдал за квартетом самодеятельных артистов, прибывших из-за Ирландского моря. На них были огромные зеленые с черным колпаки, по фасону в точности как у эльфов; они выстроились в ряд, держа друг друга под руки, как в сцене из фильма «Грек Зорба». И пытались исполнить нечто вроде джиги, и я громко рассмеялся, когда они вдруг поскользнулись и тяжело плюхнулись на зеленую травку. Все пребывали в прекрасном настроении и подогревали его нескончаемым потоком черного пива «Гиннес».

— Привет, чужестранец, — произнес знакомый голос за спиной. Я обернулся, расплылся в радостной улыбке.

— Привет, Элеонор, — ответил я и поцеловал ее в щечку. — Страшно рад тебя видеть. Ты здесь по работе или развлечься?

— И то, и другое, — ответила она. — День отдыха за работой. Должна оставаться на связи на тот случай, если поступит вызов, а так вольна распоряжаться своим временем. Видишь, они снабдили меня пикалкой. — И она достала из объемистой сумки какой-то прямоугольный черный предмет.

—Хочешь, выпьем чего-нибудь? — предложил я.

—Да, но только не это. — Она кивком указала на бар «Гиннес».

—Нет, — согласился с ней я.

И мы двинулись на поиски баров с другими напитками, но все они были битком, а у тентов выстроились длинные очереди жаждущих.

—Пошли, — сказал я. — Поднимемся в ложу.

Я был уверен: Эдвард Картрайт, мой гостеприимный хозяин, не станет возражать, если я приведу с собой Элеонор. И оказался прав. Мало того, он тут же монополизировал ее, и я уже пожалел о том, что мы не остались внизу, в толпе.

С прошлого ноября мы встречались с Элеонор дважды. Первый раз в Лондоне, когда я имел глупость пригласить ее на юбилейный университетский обед в Грейз-Инн. Вечер получился не слишком удачный. Лучше бы я заказал в уютном итальянском ресторане столик на двоих со свечами, чем сидеть на скамьях за длинными столами в университетской столовой.

Согласно заранее составленному плану, сидеть мы должны были друг против друга, а не рядом, что

сильно затрудняло беседу — и не только из-за шума, который производили три сотни одновременно

жующих и болтающих гостей. Но еще и потому, что центр стола был заставлен цветами, серебряными

канделябрами, бокалами и бутылками с вином, приправами и карточками с именами гостей.

За весь вечер нам едва удалось обмолвиться парой слов, и еще мне показалось, что Элеонор изрядно утомили бесконечные тосты, щедро приправленные шуточками, понятными только юристам. В конце обеда она вышла на улицу, впорхнула в кеб и умчалась на Пэддингтон-сквер вокзал, боясь опоздать на последний поезд.

Зачем мне понадобилось приглашать ее именно на этот обед — до сих пор ума не приложу. Если я хотел романтического вечера вдвоем, то менее подходящее место трудно было выбрать. Но, возможно, проблема заключалась именно в этом. Наверное, на самом деле я вовсе не хотел романтического ужина вдвоем. Стыдно и неловко признаваться, но я боялся завязывать какие-либо любовные отношения. И еще я чувствовал себя виноватым. За то, что, приглашая Элеонор, предаю тем самым Анжелу.

Вторая встреча оказалась еще более неудачной, можно сказать, просто катастрофической. Нас пригласили на рождественский бал, который давал богатый спонсор на ипподроме в Ньюбери. Я оказался там вместе с Полом и Лаурой Ныоингтонами, а

Элеонор — в другой группе гостей, там было много людей из Лэмбурна. Я так обрадовался, увидев ее вновь, что сразу пригласил на танец. Но она была с кавалером, и ему явно не понравилось, что я заигрываю с «его» девушкой. Короче, мне отказали, чем испортили настроение на весь оставшийся вечер. И дело не в том, что она предпочла мне другого, хотя, может, именно это меня и разозлило. В какой-то момент я сказал себе: все, ухожу, шанс все равно упущен. Подкатил автобус, услужливо распахнул дверцы, но я отклонил предложение, и автобус уехал, оставив меня в одиночестве на остановке. И я уже забеспокоился, что то, наверное, был последний автобус и мне придется торчать на этой остановке до скончания дней.

— Даю пенни, если скажешь, о чем сейчас думаешь. — Элеонор подошла сзади, тихо и незаметно. Я стоял, облокотившись о перила, и смотрел на кишащую внизу толпу. И не заметил, как ей удалось вырваться из пут Эдварда и снова оказаться рядом со мной.

— О тебе, — ответил я. Обернулся и заглянул в ее синие глаза.

Она покраснела. Сперва порозовела шея, затем подбородок, щеки.

— А знаешь, — заметил я, — интересно было бы раздеть тебя и посмотреть: ты краснеешь всем телом сразу или постепенно?

— Дурак, — сказала она. Отвернулась и засмеялась.

—Что делаешь вечером? — спросил я.

—Одно знаю точно: не собираюсь идти с тобой на совершенно ужасный торжественный обед.

И мы оба рассмеялись.

—Должен признать, не обед, а чистой воды катастрофа, — согласился я с ней. — Но уверен: следующий будет гораздо лучше.

— Забудь, — сказала она. — Всегда считала адвокатов людьми скучными, теперь окончательно убедилась в этом.

— Ты просто не с теми адвокатами встречалась, — заметил я.

Она помолчала секунду, улыбнулась.

— Наверное.

Вот это да, подумал я. Автобус ходит по кругу. Может, теперь стоит в него заскочить?..