"Владимир Шахнюк. Веселое и грустное " - читать интересную книгу автора

лет-то? Восемнадцать-девятнадцатый. Ого! А тебе, мамочка? Ровно
восемнадцать. Ну-ну... Возраст кавказских долгожителей. Предками вполне
можно называть.
Сколько же вы, дорогие предки, получаете? Один - сто двадцать, другая -
девяносто. Пока я на даровом молоке, с этим еще можно мириться, а далее,
папочка, придется тебе подрабатывать на молочишко. Циклевать паркет умеешь?
Научись, страшно доходное дело. Что ты сказал? Родители помогут? Вот этого я
не ожидал. Вы хотите, чтобы, глядя на вас, я вырос иждивенцем? Излагаю свою
позицию: чтобы дедушек и бабушек я видел только по пролетарским праздникам и
в строго установленное время. Их слепая любовь заведет меня в глухой тупик,
откуда выход через детскую комнату милиции. Полагаю, ни вас, ни меня этот
маршрут не устраивает.
Пардон, мамаша, поменяй-ка пеленочку... И клееночку тоже смени. Мерси.
Сразу стало на душе легче.
Теперь можно свободно сформулировать начальный этап моего воспитания.
Буду по-телеграфному краток. После грудного периода вы меня отдаете в
детясли имени Ньютона с физико-математическим уклоном, затем в
вокально-инструментальный детский сад имени Могучей кучки. И оттуда я
перехожу в школу-десятилетку с преподаванием на древнегреческом языке.
Разумеется, это эскизный план. Детали мы еще обмозгуем. С моей стороны
обещаю увлеченность и целеустремленность. С вашей стороны требуется только
взаимопонимание и уважение моего суверенитета. Если в пятом классе буду
лупить девчонку, не волнуйтесь. Это еще не любовь. Обыкновенная разведка
боем. Усекли? А пока - на боковую. Громче запевайте колыбельную!

КОМУ ТЯЖЕЛЕЕ?

Откровенно говоря, меня смешат нескромные заявления отдельных
гроссмейстеров о их горькой участи. Дескать, во время турниров и матчей они,
горемыки, теряют вес, истощают нервную систему и по ночам видят кошмарные
сны в черно-белом варианте.
Чудаки, если бы нам, любителям, гроссмейстерские условия, мы бы жили,
как черепахи, по триста лет. И отпусков не брали бы, не говоря уже о пенсии.
Вы только прикиньте - где мы играем: на пляжах с их сверхнормативными
дозами радиации, на скамейках скверов и парков в окружении сверхшумного
подрастающего и сверхбурчащего отживающего поколения, а главное, в
сверхстрессовой обстановке рабочих кабинетов. Одним оком смотришь на доску,
другим на дверь - вдруг, нагрянет начальник и зафиксирует нарушение трудовой
дисциплины.
А где играют они, рыцари пресных ничьих? На сценах театров и концертных
залов с табличками: "Тише, гроссмейстер думает!" И публика не дышит, никто
не кричит "шайбу!", "шайбу!". Такая благодать - на одну партию пять часов.
Да еще с доигрыванием. Иногда тянут резину целую неделю, пока разделаются с
одной партией.
Не буду хвалиться, но каждый вам скажет, что мы с Леней Локтем за пять
часов успеваем сыграть двадцать пять партий. Как-то мы с ним зафуговали даже
девяносто девять! За один рабочий день. А рабочий день, как известно, в
нашей стране восьмичасовой. Это был наш личный рекорд. К сожалению, не
зарегистрированный международной шахматной федерацией и, к счастью, не
замеченный администрацией нашего треста.