"Георгий Шах. О, марсиане! (Авт.сб. "И деревья, как всадники...")" - читать интересную книгу автора

своем небогатом гардеробе, он достал свежее белье, нарядную цветастую
рубаху, модный галстук и, подавив секундное сожаление, снял с вешалки свой
единственный выходной костюм из синего кримплена. Поскольку они были
одного роста, все вещи пришлись впору. Марсианин превратился в солидного
элегантного мужчину, которого трудно было заподозрить в мелком
хулиганстве.
- Вам теперь в самый раз жениться, - пошутил Будушкин.
- Увы, еще одна запретная для меня статья. Инструкция гласит: никаких
связей с землянками.
Слышал бы его Гаврила!
- Положим, - не удержался Геннадий, - один раз вы уже нарушили свою
инструкцию.
- Клянусь, это не повторится!
- В таком случае я приглашаю вас позавтракать. А затем, если не
возражаете, познакомлю с интересным человеком. Это наш заборьевский поэт,
он предупрежден, что вы просили хранить контакт в секрете, и я за него
ручаюсь.
- Охотно встречусь с вашим приятелем. Из таких встреч, собственно, и
складывается моя работа на земле.
Сразу после завтрака явился Звонский, донельзя взволнованный сообщением
Будушкина, что в его доме укрывается настоящий марсианин. Он прибежал,
уверенный, что столкнется с очередной мистификацией. Но знакомство с Зуем
рассеяло все сомнения.
Вдобавок марсианин, уступая настоятельным просьбам, продемонстрировал
несколько опытов с психоаналитическим искателем. Звонский, пожелавший
испытать переживания оперативника, порхал по квартире, ощущая себя
бабочкой, и чуть даже не вылетел в окно. Будушкину Зуй предложил другой
опыт: его объявили итальянцем, и под воздействием чудодейственного прибора
он свободно заговорил на языке Данте. Потом он стал Шаляпиным и, не имея
от роду ни слуха, ни голоса, исполнил арию Демона с таким виртуозным
мастерством, что во дворе собралась толпа, приветствовавшая его бурными
аплодисментами. Каких только ролей они не перепробовали, причем Зуй и сам
увлекся этой игрой, открывая для себя новые возможности прибора.
Звонскому пришла в голову блестящая идея. Дрожащим от волнения голосом
он спросил, нельзя ли ему хоть на миг почувствовать себя Пушкиным. Однако
марсианин пояснил, что это невозможно: прибор способен внушать человеку,
что он обладает теми или иными физиологическими свойствами, не более.
Сфера творческой деятельности остается для него недосягаемой.
Досыта позабавившись, друзья завели увлекательные беседы, вольно
перескакивая от темы к теме, Звонский и Будушкин засыпали марсианина
вопросами о жизни на Марсе, а Зуй, в свою очередь, стремился углубить свои
познания о Земле и землянах. Нередко между ними возникали споры, и более
уравновешенному Геннадию приходилось брать на себя функции арбитра.
Особенно разгорелись страсти, когда речь зашла о проблеме контакта.
Звонский выразил решительное неодобрение марсианским методам скрытного
проникновения на Землю.
- Пойми, Зуй, - говорил он, - чем бы ни мотивировалась секретность
вашей миссии, ничего, кроме худа, из этого не выйдет. Сохранить пребывание
здесь в полной тайне вам все равно не удастся. Но там, где нет достоверной
информации, всегда есть место для слухов, порой невероятных. Марсианам