"Георгий Шах. И деревья, как всадники... (Авт.сб. "И деревья, как всадники...")" - читать интересную книгу автора

редактировать перевод, модернизировать, издавать. Словом, рутина".
"Не могу понять одного, - сказал я, - каким образом могло случиться,
что никто не обнаружил плагиата? Просто немыслимо".
"А кто вам сказал, что его не обнаружили? - возразил Брокт. - Кстати,
это сделали вы сами".
"Чисто случайно и притом только сейчас, на сороковой вашей книге".
Я чуть было не поперхнулся, произнося слово "вашей". Он заметил это и
пожал плечами. Встал, походил по комнате, опять вернулся к своему месту.
Теперь уже напряженности в нем не чувствовалось, он явно устал и тяготился
нашим разговором.
"Плагиат, - сказал Брокт, - был раскрыт первым же человеком, к которому
я обратился за отзывом. Я не вправе называть вам его имя, могу лишь
сказать, что это был крупный историк, один из лучших знатоков той эпохи. В
самом обращении к нему содержался рассчитанный риск".
"Вы изложили свою аргументацию, и он решил вам не препятствовать? Так
ведь?"
"Да. Он сказал, что я беру на себя грех ради благородного дела и если
обман раскроется, а это обязательно случится, то мне все равно поставят
памятник с надписью: "Величайшему из плагиаторов Брокту - благодарное
человечество".
Я не удержался от улыбки, которая привела моего собеседника в крайнее
раздражение.
"Неужели вы не можете понять, - почти закричал он, - что лично для себя
я ничего не искал. Мне не нужна слава, я-то хорошо знаю, что ее не
заслужил. Всю жизнь я провожу в уединении, избегаю общения с людьми именно
потому, что стыжусь принимать от них знаки уважения и признательности.
Разве одного этого недостаточно, чтобы искупить вину, если вообще ее можно
назвать виной!"
"Простите, я вовсе не хотел вас обидеть, - сказал я и, чтобы как-то
преодолеть возникшую неловкость, добавил: - Поверьте, я не только вас не
осуждаю, но, напротив, высоко ценю ваше мужество".
"Я сам должен просить у вас извинения за свою вспыльчивость, - сказал
он, смягчившись. - Но вы должны понять мое состояние. Как бы я ни был
убежден в своей правоте, вот уже двадцать лет я каждый день встаю с
предчувствием, что буду разоблачен и выставлен на осмеяние. Я-то понимаю,
что, даже оправдав мои действия с точки зрения нравственной, люди все
равно будут смеяться - вот плут, перехитривший все человечество".
"Почему же..." - начал было я возражать, но он, не слушая, продолжал:
"Впрочем, мне это безразлично. Пусть смеются. Я свою задачу выполнил, а
это в конце концов самое важное. И знаете, что я вам еще скажу? Я глубоко
убежден, что и другие специалисты обнаружили плагиат. Иначе не могло быть.
По моим подсчетам, как минимум три-четыре человека должны были это
сделать. Почему же они молчали? Видимо, по той же причине: соглашались и
одобряли. А почему не дали знать хотя бы мне, что им известно все?
Очевидно, потому, что не хотели становиться соучастниками.
Так или не так, но мне никто не помешал. После удачного эксперимента с
"Хаджи-Муратом" я выпускал книгу за книгой. Мог бы издать гораздо больше,
но приходилось делать паузы: шедевры ведь не пекутся как блины".
"Знает ли об этом ваша жена?" - спросил я.
"Нет, - ответил он, - не хотел осложнять ей жизнь, она и без того не