"Мариэтта Шагинян. Статьи из книги 'Литературный дневник' (1921-1923)" - читать интересную книгу автора I
В Палестине была купальня, где по временам "ангел возмущал воду", которая и давала потом исцеление больным и расслабленным. Стихия Андрея Белого напоминает такую воду; сама собой и в первичной тишине - она не целит; надобно, чтоб ее "возмутил" какой-нибудь "ангел", и тогда, закипев, она становится содержательной. Переводя же все это на язык современности, я бы сказала, что Андрей Белый является замечательным, исключительным "проводником", то есть способность его выявлять через себя (а не только свое и от себя) - достигает несравненной силы. Заранее поэтому можно было сказать, что "Воспоминания" Белого дадут нам материал замечательный, независимо от авторских намерений. "Ангел" или гений отошедшего "возмутил" воду Андрея Белого, и она закипела. Личность Блока должна была отразиться в воспоминаниях Белого силою своего отяготения надо всем аппаратом его памяти, отданной прошлому, как медиум на сеансе отдает свою душу гипнотизеру. Но сравнение не идет до конца. Дело в том, что эта самоотдача у Белого явилась неполной; с медиумом остался на месте автор. Откровенья, вылившиеся из-под пера, связаны внешне замысленными схемами; гениальные начертания различных образов и душевных стадий Блока повели к неожиданным и не всегда правильным выводам; отсюда - спутанность этой новой книги и нелегкая, ответственная задача читателя разобраться, где у Белого "транс", а где "преднамерение" - и транс медиума отделить от преднамерений автора, человека с определенным миросозерцанием, под углом коего сочетает он в искусственную систему "дарованные" ему "откровенья". Попытаюсь разрешить эту задачу. особая полоска времени, которую московские символисты называли эпохой "московских зорь", когда особая окраска закатов создавала мистико-выжидательное настроение части декадентствующей молодежи и заставляла предполагать будто бы близость некоего нового религиозного откровения. Ее дальнейшие этапы - через сектантскую конкретизацию своих настроений в немедленной действительности (то есть воплощение мечты в земной женщине); затем неизбежное разочарование и выход либо к скепсису, либо к новому виду религиозного сектантства. Таков идейный скелет хронологического пробега символистов между годами 1900-1912. Уже с самого начала, значит, личность Блока дается нам обусловленная фоном. Этот фон оттеняет портрет, но личность Блока отнюдь не связана с этим фоном единственной связью; Белый дал нам просто кусок своей автобиографии и на фоне своей судьбы дал выступить Блоку. Мы не знаем, признал ли бы сам Блок вышеупомянутую эпоху "зорь" единственным и главным полем развития своего внутреннего опыта и не было ли у него каких-нибудь иных отправных точек духа. Но предположим, что "личная судьба" зацвела у него одинаково с Белым и что именно "московские зори" определили собою всю дальнейшую его жизнь. Тогда мы наталкиваемся у Белого уже на вторую "схему", которую оп чертит менее решительно, намеками, кое-где даже и глубоко запрятанно, а все-таки чертит, и читатель бессознательно приходит к ней. Вот эта схема: Блок - максималист. Поэтому он - сектант и утопист. Сектантство есть немедленная реализация мистического помысла. То, что многим мерещилось, он один торопил к окончательным выводам, "сон" перевоплощал в "явь". Когда эта |
|
|