"Тим Северин. Последний Конунг ("Викинг" #3) " - читать интересную книгу автора

объявить Михаилом Четвертым перед собранием городских священников в церкви
Айя-София. Идучи к храму, мы едва шевелили ногами, а не вышагивали, ибо в
процессии тащилось множество священников с изображениями святых,
нарисованных на досках, они сгибались под тяжестью стягов и знамен, вышитых
священными символами, либо несли ценные реликвии своей веры, запечатанные в
золотых и серебряных ларцах. Прямо впереди меня несли самую почитаемую
вещь - кусочек деревянного креста, на котором висел и умер их Христос, и я
подумал - а вдруг Один, мастер менять облик, перевоплотился в их Иисуса.
Отец богов ведь тоже висел на дереве, и бок его пронзило копье, когда он
пытался постичь мировое знание. Жаль, подумал я, что христиане так убеждены,
что их вера - единственная истинная. Будь они немного терпимее, они признали
бы, что у других религий есть свои достоинства. Приверженцы исконной веры
охотно разрешают другим следовать за своими богами, и мы никому не пытаемся
навязать свои взгляды. Однако надо отдать должное христианам
Константинополя, они, по крайней мере, не столь фанатичны, как их братья
далеко на севере, каковые усердно искореняют все, что считают язычеством. В
Константинополе было больше терпимости, в шестом квартале стояла мечеть, где
сарацины могли молиться, и имелось несколько синагог для иудеев.
В сотне шагов от дверей Айя-Софии мы, гвардейцы, остановились, а
остальные участники процессии торжественно прошли дальше и вошли в храм.
Священники не питали любви к варягам, и мы привычно ждали снаружи, пока шла
служба. Может быть, считалось, что никто не покусится на жизнь басилевса в
столь священном здании, но у меня на этот счет имелись некоторые сомнения.
Хафдан позволил нам стоять вольно, и мы лениво переговаривались между
собой, ожидая окончания службы, чтобы потом сопроводить басилевса обратно во
дворец. Именно тогда я заметил некоего молодого человека в характерном для
горожанина средней руки платье с наголовником, судя по виду - мелкого
служащего. Он подходил то к одному, то к другому гвардейцу и пытался
заговорить с ними. Должно быть, он задавал вопрос по-гречески, ибо гвардейцы
либо непонимающе качали головами, либо не обращали на него внимания.
Наконец, кто-то указал в мою сторону, и он подошел ко мне. Он назвался
Константином Пселлом и сказал, что учится в этом городе, желая поступить на
императорскую службу. Я решил, что ему не больше шестнадцати-семнадцати лет,
он был раза в два младше меня.
- Я задумал написать историю империи, - сказал он, - по главе на
каждого императора, и был бы очень благодарен за любую подробность,
касающуюся последних дней басилевса Романа.
Мне понравилась его церемонная вежливость, на меня произвел впечатление
его быстрый ум, и я решил помочь ему.
- Я был там, когда он утонул, - сказал я и коротко описал то, что
видел.
- Ты говоришь, он утонул? - осторожно заметил молодой человек.
- Да, похоже, именно так. Хотя он испустил дух тогда, когда его уложили
на скамью. Может быть, у него отказало сердце. В конце концов, он был уже
стар.
- Я видел его тело вчера, когда его везли во время похоронной
процессии, и мне показалось, что выглядел он очень странно, такой распухший
и серый.
- Ну, так он выглядел уже довольно давно.
- Не думаешь ли ты, что он умер от чего-то другого, может быть, от