"Николай Михайлович Север. Федор Волков (Сказ о первом российского театра актере) " - читать интересную книгу автора

скоплено... Тут тебе "Титово милосердие" и "Покаяние грешного
человека", "Хорев" да "Синав и Трувор", сочиненные господином
Сумароковым, а еще Тредьяковского и Ломоносова не представленные нигде
"тражедии". Ох, и спору же было! Кто за "Хорева" горой стоит, кто за
"Покаяние грешника". Однако, узнавши, что в "Грешнике" для рая облака
надобны, Скочков вступился за "Грешника" с ожесточением окончательным.
И начался во дворе честной вдовы Матрёны Полушкиной звон
колокольный, церковное пение, стук сковород в преисподней, гром
небесный... У соседей со двора на двор шёпот идет: "Вот те заводчик,
вот те наследник Полушкина, ой, бабоньки, конец света! Антихрист
копытом топочет!"
Немудрёная пьеса митрополита Дмитрия Ростовского: чёрт со всей
преисподней, ангел с небожителями и человек - лишь один... Между
чёртом и ангелом! К греху склонится - чернеет одежда, к добру
обратится - белеет балахон. Изо дня в день дергал нитки да крючки к
заплатам Фёдор, достиг: ни черти, ни ангелы уследить не могли, как
опадает чернота грехов, как светлеет одежда праведного.
У каждого заботы свои, - на что уж черти - так, последнее дело,
ан нет, в аду - там, может, огонь-пламя - дело простое, а вот в
комедии думай, гадай, как его устроить... Ангелы - тоже... Дмитревский
- что мельница на пригорке, стоит, крылами машет, а не летит... Думали
так и эдак, - придумали... Стал Ангел аршина на два не то взлетать, не
то подпрыгивать, как есть коршун ощипанный, - хорошо!
К декабрю богатых купцов опрашивали, кому на рождество комедию
представить. Многие сомневались - как да что...
Все же впустил купец Серов в свой дом первых комедиантов "генваря
против восьмого числа 1750 года для играния комедии". А по городу ещё
больше шли досужие пересуды: про конец света, про бесовщину, про тех,
кто ни стыда, ни страха не ведает... Пуще всех ерепенился тверицкий
поп. Да и купечество, хоть и одолжено было Волкову заслугой, все ж его
осуждало: "Звание марает, сословие скоморошеством низит!"
Лентовой фабрики содержатель Григорий Гурьев подговорил Гришку
Чигерина да Серёгу Мококлюева - всего человек двадцать: "Идущих с
комедии боем бить!" Ну и били. Яшку Попова, Алешу Волкова, что с женой
был, купца Холщевникова, Семёна Куклина и иных комедиантов с ног
посшибали. Содержатель тех дворов Гурьев, выскоча из сеней, сам людей
бил и кусал зубами: купцу Холщевникову пальцы искусал до крови и нос
расшиб...
Подал Холщевников челобитную, жалуясь на тех злодеев и
разбойников. Писал жалобу копиист Демидов, резолюцию к ней приложил
воевода Михаила Бобрищев-Пушкин да товарищ воеводы Артамон Левашов. На
том и кончилось. Полтораста лет пролежала бумажка, пожухла, посерела,
выцвела, как память о первом дне театра русского. А потом затерялась и
бумажка...
Знаменит был в Ярославле купец Оловяшников по прозванию Буйло
тем, что оловянные полтинники делал и целовальникам их сбывал. В том
уличён был, плетьми бит и навечно в Оренбург сослан. Там сумел
объявить себя умершим, в Ярославль вернулся и, того лучше, умудрился
прожить в нём до старости! В своё время помер по-настоящему, оставив
после себя имения: дом ледащий да сарай. Набежали наследники,