"Виталий Сертаков. Дети сумерек" - читать интересную книгу автора

Гризли представил себя на месте директрисы. Он представил, как стоит в луже
крови в мастерской и под вспышками полицейских фотографов разглядывает
гвозди в глазах старика Бенни...
- Леонид, что у вас с лицом?
- А что с моим лицом? - Гризли уставился в зеркало.
В большой учительской сонно шептал фонтанчик, изображающий кусок
мраморной скалы с пещерами и беседками. Напротив фонтанчика раскинулся
мини-оазис, в котором не хватало только баобаба и алтайского кедра. Две
стены из четырех госпожа Вержу для солидности уставила застеклёнными шкафами
с книгами. Случайно забредших сюда родителей полагалось ошеломить культурным
уровнем гимназии. Сразу возле дверей, на уровне глаз, выпячивали корешки
древние греки и прочие громкие авторы, которых никто из учителей, за
исключением историков, после университета не читал. Кожаные стулья с
высокими спинками казались похищенными из рыцарского замка. Между фигурно
зарешечёнными окнами вольготно раскинулась плазменная панель. Кофеварка
вливала тонкую ноту в оркестр телевизора и фонтана. И ещё одна пикантная
деталь. Здесь разрешалось курить трубки. Ни в коем случае не сигареты.
Трубки или, с особого благословения, сигары.
Большая учительская комната четвёртой гимназии дышала
респектабельностью и сановным шиком. Собравшиеся в ней сорок человек дышали
страхом. Мужчины принесли стулья и скамейки из соседнего класса, курящие
сгрудились у форточек, не отрывая взглядов от чужеродной здесь унылой фигуры
в форме. Полицейский чин потребовал, чтобы присутствующие на время отключили
мобильные телефоны. Он опрашивал всех отдельно, по одному вызывая в кабинет
завуча, а они переминались с ноги на ногу, превратившись вдруг в
провинившихся учеников. Следует отдать должное, парень делал своё дело чётко
и быстро, не превращая расследование в водевиль или драму. Когда с
формальностями было покончено, он попросил общего внимания и выступил с
кратким спичем. Полицейский говорил нарочито тихо, заставляя всех
примолкнуть и слушать только себя...
Гризли думал о жене.
...Вчера он пытался с ней обсудить ситуацию. Снова и снова. Что она
ответила? Рокси не удосужилась вступить с ним в полемику, это было ниже её
достоинства. Эта её мерзкая привычка слушать его оправдания с презрительной
усмешечкой, а потом спрашивать - ты всё сказал, дорогуша?
Так и хочется ей врезать!...
Боже мой... Гризли схватил себя за голову. Откуда такие мысли? Откуда
такие ненормальные желания? Сколько они ссорились раньше - не сосчитать. И
сколько раз после ссор, в минуты голубиного воркования, он спрашивал жену,
отчего ей так нравится злить его. Этими усмешечками, этой вздёрнутой губой,
прищуренным глазом. Самой позой, вызывающей хамской позой! О, Рокси, как
никто другой, могла довести до белого каления без слов, одними только
жестами...
- Это всё либеральная политика последних десятилетий... - шептал на ухо
Гризли историк. Оказывается, он уже давно что-то бормотал. - Я постоянно
кричу на всех углах, но кто слушает? Ситуация, при которой родитель не имеет
права дать своему зарвавшемуся чаду оплеуху, ненормальна. Раньше чаще
умирали, раньше было множество других проблем, но семья оставалась
твердыней...
- До чего дожили? - шёпотом подхватила сухопарая англичанка Алевтина. -