"Виталий Сертаков. Страшные вещи Лизы Макиной " - читать интересную книгу автора

четырехметровой высоте, выдавил прощальную улыбочку в мой адрес и провалился
на нижний перрон. Там вскрикнула женщина, но когда я продрался сквозь ноги и
животы, получив порцию матов, и перегнулся через перила, внизу уже накатывал
рык электрички, и человеко-сумочно-тележная лавина закрыла обзор.
Я успокоился, но ненадолго. Я понял, что он останется тут навечно,
пока... Пока что? Пока не умрет или пока его не найдет кто-то другой...
Интересно, он вообще сдохнет когда-нибудь? Мне не с кем посоветоваться. Я
вычислил его маршрут до такой степени, что в понедельник уже не носился,
рискуя провалиться и упасть на рельсы, а спокойно потягивал сок, дожидаясь
его появления. Плюс-минус восемь минут - промежуток, в который эта гнида
завершала очередной круг, - он вываливался из вагона или вывинчивался из
груды спешащих туловищ на пересадочном эскалаторе и почти моментально
замечал меня, как бы надежно я ни прятался.
В какой-то момент у меня появилась уверенность: больше его никто не
ищет. Пока не ищет...
Иначе маленький ублюдок вел бы себя по-другому. Он запомнил мою харю
еще тогда, когда мы охотились вместе с Лизой. Правильнее сказать, не
запомнил, а получил мое... изображение или фото от Скрипача. Наверное, в его
мозгах, если у него есть мозги, хранятся физиономии всех, кого следует
опасаться.
Но гаденыш ничего не может поделать, он вынужден снова и снова кружить,
выполняя свою работу.
В пятницу я разработал план, как его подловить. Нарисовал его маршрут и
просчитал все варианты. Я не знаю, что он делает ночью, - вот в чем беда.
Вероятнее всего, бестия не поднимается на поверхность, наверняка он
пережидает ночи в тоннелях.
Я разработал план и понял, что придется рискнуть, распустить лепестки в
толпе. Я решил, что достану ублюдка рано утром, в воскресенье, когда не так
много народу, когда есть пусть маленький, но все-таки шанс никого не
покалечить. Воскресным утром, когда в жерла станций пропихиваются массовки
из пригорода, мне надо подловить его между двух электричек...
...У перрона тормозит поезд. Я лечу через три ступеньки. Я прыгаю через
их тележки, я распихиваю свободной рукой их сумки и пакеты. Все равно -
много народу, слишком много... Куда они все прут в выходной?! Я не могу
распустить лепестки, не имею права...
- С дороги! - кричу я. - Человеку плохо!
Опять не то! Да им насрать, что кому-то плохо! Я снова допускаю прежние
ошибки, против которых предостерегала Лиза. Вот если бы я прокричал "Змея!"
или "Бомба!", они шарахнулись бы в стороны! Но мне совсем не нужно, чтобы
началась давка с воплями - это только на руку моему врагу. Мне всего лишь
надо получить малюсенький просвет, свободную дорожку шириной в двадцать
сантиметров...
...У открытых дверей вагона семилетний шкет оглядывается. Никто не
обращает внимания на ребенка. Они держатся за поручни, они листают журналы,
они смеются.
Нехорошо убивать маленьких мальчиков...
Он оглядывается и смотрит мне в глаза. Я уже близко, но нарочно
замедляюсь, чтобы он не передумал войти. Этот трюк мы трижды проходили.
Говнюк поджидал в дверях вагона и если убеждался, что я успеваю, то
выскакивал обратно и улепетывал зигзагами в переход, на другую ветку. Самое