"Виталий Сертаков. Рудимент " - читать интересную книгу автора

единого человека, чтобы позвать на помощь. А то, что придется звать на
помощь, я уже и не сомневалась. Приятного мало - оказаться лицом к лицу с
малолетним отребьем, такие парни вечно таскают ножи, а то и пистолеты. Маме
оставалось шагов десять до угла, где поворот к лифтам и лестнице, там висела
телекамера, но добраться до поворота она не успевала.
Из помятого седана выбрался второй придурок и перегородил маме путь. Он
ей что-то сказал, наверняка, какую-то гнусность, но я не расслышала. У меня
была возможность - бросить открытый багажник с вещами и бежать вверх по
закругляющемуся коридору, тогда меня наверняка схватил бы третий. Он тоже
вылез и нацелился в мою сторону. Низенький, с черными волосами, завязанными
в пучок, и висящими на заду джинсами. Парень точно наглотался чего-то, он
даже не мог отойти от капота, его качало. Так и стоял, навалившись задом на
машину, и ухмыляясь глазел на меня. Но я не побежала, струсила.
Мне показалось вдруг, что весь мир вокруг исчез. Реальной была только
бетонная коробка, несколько механизмов на колесах, и мы, впятером. И я вдруг
представила, что так и будет продолжаться вечно, что никто никогда не выйдет
из лифта и не приедет сюда на машине. Слишком тихо было, и слишком мы все
застыли, в разных позах. Я испытала невероятный ужас, наверное, никогда до
того я так не боялась, хотя в Клинике со мной много всякого происходило. Но
в больничных условиях любая боль и страдание почти всегда прогнозируемы. Я
знала заранее, что буду страдать, и готовила себя к этому. А еще я знала
наверняка, что любая боль когда-нибудь кончается. Ты понимаешь, мой милый,
что я имею в виду. Ты ведь знаком с болью не понаслышке.
А тут все складывалось иначе. Я паниковала, потому что не видела конца
кошмару. Господи, как я тогда перепугалась... Еще недавно я была невероятной
трусихой, Питер.
Но рассказ не обо мне.
Тут мамочка крикнула, чтобы я не двигалась с места. Казалось, она
только заметила, что здоровый боров в красной безрукавке тащит к себе ее
сумку, а второй, с сигаретой, подставил ножку, чтобы тележка не могла ехать
дальше, и хихикает, точно отвратительный гном. Он хихикал и никак не мог
остановиться, тоже, видимо, укололся или нюхнул чего-нибудь. Такая противная
круглая рожа с усиками, глаза, как ржавые шляпки от гвоздей, и штук пять
цепочек вокруг немытой шеи. Готовый актер для фильма про серийного убийцу.
Мама выпустила из рук сумку, так что длинный урод в безрукавке даже
качнулся назад. Он ведь не ожидал, что добычу отпустят так легко. Точно так
же он не ожидал, что ему покажут удостоверение. Я не знаю, что написано у
мамы в этом кожаном портмоне, я никогда не лазила по ее карманам.
Одновременно с удостоверением мама вытащила револьвер. Совсем малюсенький,
он помещался в боковом отделении ее сумочки. Вот про револьвер я знала,
такое не спрячешь. Мне категорически запрещалось к нему прикасаться, но я бы
и без запретов не притронулась. Я же не мальчик, меня совсем не тянет к
оружию.
Мама сказала длинному, чтобы он медленно поставил сумку на землю и лег
лицом вниз. Наверное, она произнесла это недостаточно грозно, ведь мама не
училась в полицейской академии, хотя сейчас я уже ни в чем не уверена. Так
или иначе, бандиты не испугались. Им показалось смешным, что пухлогубая
дамочка с испуганными близорукими глазами тычет игрушечной пушкой и
размахивает корочками. Возможно, они и читать не умели.
Усатый гном заржал еще громче и шагнул вперед. Мама прострелила ему