"Виталий Сертаков. Заначка Пандоры " - читать интересную книгу автора

чужая страна, чужая женщина со своими планами на жизнь. Но первый шажок был
сделан.
Она заворожённо впитывала музыку, не замечая, как я на нее пялюсь. Я
вряд ли создан для роли Казановы, но в данном случае вжиться не составило
труда. Что-то в ней было, в этой черненькой, что-то влекущее. Руки гитариста
бешено летали по струнам, левой щекой он прижимался к колкам, красное
дубленое лицо покрылось капельками пота. Теперь танцевала не только девочка,
трое черных, в пестрых рубахах навыпуск, приплясывали посреди тротуара,
мешая проходить толпе.
Я оборачивался невзначай, раз, другой, третий, но позади ничего
любопытного не заметил. Люди либо болтали между собой, либо пялились на
музыканта.
Пожилая пара, за столиком слева, допила свой "берлинер киндл" и
отчалила. Художник у фонтана закончил рисовать белобрысую девицу в шортах;
она свернула портрет трубочкой и тоже ушла.
...Потом мы с новой моей знакомой фланировали по этой их, буржуйской,
центральной улице (называется Кудамм) и заворачивали во всяческие заведения.
Я выудил из-под обложки паспорта последнюю купюру, моля Бога, чтобы Пеликан
не забыл прислать мне денег. Позади было спокойно, никого я пока не
приметил. И наших в том числе. Прикрытия мне никто не обещал, потому что
никто не ожидал опасности. Девушка объяснила, что по-немецки шататься по
питейным местам называется "буммельн", и мы, наконец, познакомились.
Ее звали Инна. Как раз сейчас разводилась с мужем, но обсуждать это не
хотела. Так получалось, что она, маленькая, юркая, шла всё время чуть
впереди, задавая темп и направление движения, а я как будто тянулся за ней
хвостиком. Инна толкала двери, заходила, куда ей нравилось, придирчиво
изучала меню, не поворачиваясь проверить, здесь ли я вообще, а я покорно
брел следом. Непривычно, но не обидно, а даже как-то посемейному. Я
поглядывал по сторонам, но скорее по инерции, в окружающей толчее это было
просто бесполезной тратой сил.
Мы пропустили по пиву. Затем выяснилось, что нас привлекает хорошее
испанское вино. Она долго втолковывала официанту, какого года "Гранд резерв"
ее интересует, а я глядел на нее, и вид, несомненно, имел самый дурацкий. То
есть вел себя как надо. Принесли пригубить, но Инне не пришлось по вкусу, и
мы гордо прошествовали в следующий бар. Там ее не устроила обстановка. Меня
обстановка устраивала: заведение имело второй выход на соседнюю улочку. Я
купил Инне мороженое и, пока она сражалась с упаковкой, ждал следующих
посетителей. Следующие посетители так и не вошли. Я сказал себе, что
достаточно достоверно играю роль помешанного, раз вместо того чтобы срочно
бежать искать ночлег, который час делаю этот самый "буммельн" в компании
взбалмошной, практически незнакомой девицы.
Наконец, мы застряли в итальянском ресторанчике. Мы говорили. Проще
вспомнить, о чем мы не говорили в тот первый вечер... Инка рассказала, что
профессионально занималась на родине джазом и намерена это дело продолжать.
И не просто намерена продолжать, а не мыслит без этого своего дальнейшего
присутствия на земле. Мне понравилось ее слушать. Не то чтобы важное нечто
зацепило, а просто тембр голоса, манера подачи. Мне редко приходятся по
вкусу голоса женщин, но ее я готов был слушать часами. Она рассуждала о
музыке, о том, как всё это делается и как непросто здесь создать свою
группу, участвовать в джем-сейшнах, пробиться в клубы, раскрутить рекламу. Я