"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Искать, всегда искать! (Эпопея "Преображение России" - 16)" - читать интересную книгу автора

Прошел мимо Павлушка Тимченко, тоже одной группы с Таней, тощий,
низкорослый подросток.
- Ты откуда? - крикнула ему Таня вдогонку.
- Из тира, - чуть обернул голову он.
- Народу там много?
- Хватит!
И он пошел дальше, а она поднялась в волненье: вот где теперь Даутов -
в тире! Если уж мимо моря он не мог пройти, чтобы не бросать в него камешки,
то тем более тир, - ого!
Однако тир был отсюда шагах в двухстах, притом в сторону. Можно было,
конечно, сейчас же пойти туда, а вдруг в это время здесь появится Даутов,
пройдет с полотенцем с пляжа и больше уж его не дождешься...
Но когда она вспомнила, что в Александровске, выуживая нужные сведения
у белых, Даутов был в офицерской шинели, она почему-то бесповоротно решила,
что он непременно в тире и стреляет там в разных львов и зайцев.
Ее уверенность в том, что она, наконец, нашла Даутова, была так велика,
что она даже не слишком и спешила, когда шла к тиру, - она только досадовала
на себя, что не догадалась заглянуть туда раньше.
Однако народу в тире было совсем немного, человек десять, и всё
мальчишки, даже местные, а не приезжие, - Даутова не было.
- Послушайте, был тут такой - в полосатой рубахе, голова бритая? - в
недоумении спросила она того, кто заряжал карабины.
- Не помню... не заметил, - лениво ответил тот. - У всех теперь головы
бритые...
Это был рябой, рыжий, грузный человек; ему было жарко в душном тире; во
всех рябинах его пестро поблескивал пот. Он мог не заметить, конечно,
кого-нибудь другого, - это понимала Таня, - но Даутова!.. Его можно было бы
узнать из тысячи и непременно запомнить... Ясно стало, что он здесь и не был
совсем, и еще яснее представилось, что вот теперь он с полотенцем через
плечо проходит мимо той скамейки, на которой она его ждала... Прошел уже,
больше не пройдет... Стало так досадно на Павлушку Тимченко, что, появись он
здесь теперь, она бы бросилась на него с кулаками.
Потом Таня до обеда сидела по-прежнему на скамейке около ванн; скамейка
эта хороша была тем, что стояла в тени: как раз над ней густо развила крону
посаженная уже после, в додачу к скамейке, - Таня знала это, - белая акация.
Никогда раньше не приходилось Тане смотреть на людей с таким
утомительно долгим, ожесточенно-сердитым вниманием, поэтому и видела она их
по-иному, чем всегда. Кажутся лишними все буквы на странице, кроме одной,
которую надо найти, чтобы исправить опечатку.
Вот идет кто-то длинный, с седой головой и багровым носом. Он идет уже
в третий раз. Может быть, он тоже кого-нибудь ищет, потому что разглядывает
встречных очень назойливо, чуть не протыкая их своим носом. По тому, что он
очень щурит глаза, Таня решает, что он близорук... Неизвестно, откуда могут
приехать сюда и где могут работать такие длинные, близорукие и седые, и
вообще сидели бы они лучше дома, а не толкались по улице на жаре.
Об одной весьма раздавшейся вширь, с белым лопухом на голове, с
висячими, по-поросячьи, розовыми подбородками даме, рядом с которой Маруся
Аврамиди показалась бы стройненькой девочкой, Таня тоже подумала озлобленно,
что она приехала совсем не туда, куда надо, и что надо ей на Кавказ, в
Кисловодск, где чем-то и как-то лечат от таких явно удручающих и неизвестно