"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Львы и солнце (Эпопея "Преображение России" - 14)" - читать интересную книгу автора

- Вот видите!.. Вы тоже угадали! - засиял чиновник насмешливыми,
темными, как осколки черного стекла, глазами. - В Рыбинск, да, да, в
Рыбинск!.. Так и создаются у нас сведения о жизни: мы должны угадывать,
чтобы знать... хотя в то же время должны и что-нибудь все-таки знать, чтобы
угадывать, не так ли?
На первой же станции он вышел, весело оглядев при этом Ивана Ионыча, и
даже взял по-военному под козырек на прощанье.
Газету он оставил сознательно или забыл, и Полезнов долго косился на
нее с неприязнью, но от скуки все-таки взял и по привычке начал
просматривать объявления. И странно, как только среди огромного полотнища
объявлений попалось ему хорошо знакомое "Продаются львы", это его как будто
поставило на свое прежнее место. Он сказал самому себе: "Раз продаются еще,
значит не проданы..." И будто и в самом деле какой-то необыкновенный барыш
мог еще он взять на этих двух львах, он потянулся довольно. Мысль о том, что
объявление объявлением, а какой-нибудь Чинизелли или цирк "Модерн" мог вчера
еще купить и вывезти к себе этих Жана и Жака, он отбросил решительно. И
опять по-вчерашнему отчетливо, деловыми словами подумал: "За две красных
тысячи купить, за четыре красных тысячи продать..."
Когда вылез Полезнов на своей станции, то спросил у истопника, когда
пойдет встречный на Псков, чтобы ни в коем случае не опоздать к
петроградскому. Оказалось, что складывалось это удачно: через три четверти
часа ожидался поезд на Псков. И уж полнейшей удачей показалось Полезнову:
тот, к кому он ехал, белобрысый (и ресницы белые, как в муке) рыбинский
мещанин Поденкин Егор Петрович как будто нарочно ждал его на станции.
Он пил чай с домашними медовыми пряниками вместо сахара. Белые волосы
его прилипли к розовому потному лбу, и глаза (серые) казались тоже
порозовелыми. Курчавую бородку его можно было принять просто за седую, до
того льняной был в ней мягкий волос. Иван Ионыч знал, что ему под пятьдесят,
а кто не знал, мог бы дать и двадцать восемь, таким он казался моложавым. И
улыбался он вкрадчивой, сладкой улыбочкой и говорил полушепотом и с
оглядкой.
У него оказалось все хорошо.
- Шатиловского достал, крупного и поценно, - шепнул он ласково, угощая
чаем. - Подвод только не соберу, чтобы сразу подвезть... Правда ведь, лошади
остались калеки, а люди - почитай, бабы одни.
- Бабы тебе - чего же лучше, - буркнул Полезнов. - Ты же до баб ласый!
- и вспомнил, что уж раза четыре, если не больше, говорил ему это.
- Да ведь, Иван Ионыч, - с тихим смешком отозвался, как и раньше,
бывало, Поденкин, - очень уж их, баб этих, бесчисленно много, а я все один!
- Ты не женись! - убежденно буркнул Полезнов. - На кой черт!
- Истинно!.. Я тоже того же мнения... Чиста моя душа, и чист воздух для
меня, и никогда еще не было мне в бабах отказу!.. - одушевился Поденкин. - А
солдатки, теперь взять, ну что же они, подлые, вытворяют - уму
непостижимо!.. Говоришь даже какой: "Да ведь у тебя муж на фронте, может,
смертельной мукой теперь исходит, а ты..." Так она, веришь ли, такое слово
об нем скажет, это об муже-то, что только бы в мужской компании, и то по
очень уж пьяной лавочке... Вот они какие лахудры!
- Пропала Россия! - сурово поглядел на него Полезнов, отложил в сторону
медовые пряники, отставил стакан чаю и яростно поднялся.
И все время потом, пока он ждал обратного поезда и говорил с Поденкиным