"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Капитан Коняев (Эпопея "Преображение России" - 13)" - читать интересную книгу автора

думать, они все казались ему евреями; также и дамы.
Потоки солнца омывали все лица кругом необузданно щедро, и они,
круглясь и сияя, втекали в сумеречный мозг капитана Коняева, точно под
низкие своды, и здесь с них проворно стирали все сияние, всю солнечность,
всю красочность, всю радость и распихивали привычно и бесстрастно по камерам
на защелки. В самую же огромную из камер вливалась "смесь", - то, что очень
неясно, скользко, извилисто, хитрым образом слито, - а из чего именно слито?
Насколько опасна для того, что он тщательно блюл, как огонь Весты, для всего
подлинно русского - такая смесь? Что она, эта смесь, опасна, что она
разлагает, стирает, уничтожает русскую сущность, в это он верил слепо. Он
был косноязычен от контузии, но когда ему удавалось говорить связно, он
минут двадцать кряду мог говорить горячо и от всего сердца, что есть она, -
великая русская сущность, что ее заглушают, что ее заушают, и что всеми
мерами и силами надо ее отстаивать, защищать.


2

Капитан Коняев поселился здесь месяца четыре назад, а до того жил с
сестрою в Кронштадте; но сестра, почти такая же высокая, как он, была
слабогрудая, осенью ей стало совсем плохо, и врачи послали ее в Крым;
Севастополь же выбран был потому, что жизнь в нем дешевле, чем в Ялте, и
все-таки - флот, моряки, крепость, военный город.
Коняеву никогда раньше не приходилось бывать в Севастополе: служба его
прошла частью в Кронштадте, - это вначале, после выпуска, - а потом все
время на Дальнем Востоке, и о Севастополе у него осталось еще кадетское
представление как о чем-то до боли родном, подлинно русском: не все ли
русские полки, - пехотные, как и морские, - его защищали грудью (потому что
и нечем тогда было больше защищать)?.. Но когда, приехав, он посмотрел на
извозчиков у вокзала, он остановился в горестном недоумении: что же это
такое за лица? Где же тут русские?
- Соня! Соня! - почти испуганно обратился он к сестре. - Ты посмотри-ка
на них: ведь это - мартышки.
Сестра его сидела в это время, качаясь от слабости, на огромной,
вынесенной из багажа корзине, кашляла и говорила:
- Нанимай, пожалуйста, скорее... кха-кха-кха... кого-нибудь... я
прошу!.. Кха, кха!..
А первый в очереди извозчик уже подкатил.
- Пож-жалуйте!.. Куда ехать?
- Ты-ы, братец, чисто русский? - грозно спросил Коняев.
- Я - татарин... Куда ехать?
- Та-та-рин? И... как же ты смеешь, подлец? Пошел!
- Я - чистый русский! Давайте вещи! - подкатил другой, молодой, из себя
чернявый.
А третий уж кричал:
- Какой же он русский? Он и вовсе соленый грек! Я русский чистый!
Московский!
- А ты не того... не смесь? - спросил третьего Коняев, вглядываясь
упорно.
- Конечно, он - смесь: у него мать из немок, я знаю! - кричал