"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Пушки выдвигают (Эпопея "Преображение России" - 5)" - читать интересную книгу автора

горазда, а вот сколько ты за это мне дашь?"
Говоря это, Сыромолотов надеялся, что с ним тут же согласятся оба
инженера, но они только улыбнулись, однако повели отрицательно головами.
Ответить же ему не успел ни один из них, потому что как раз в это
время, хотя обед уже кончался, появились в доме Кунов новые гости.
Сначала были слышны в коридоре их голоса, потом поднялись им навстречу
все Куны: гости оказались почетные. И когда Тольберг, тоже поднимаясь,
поймал спрашивающий взгляд Сыромолотова, он шепнул ему на ухо:
- Это - Люстих с женой.
Сыромолотов когда-то слышал, что Люстих - один из богатейших помещиков
степного Крыма, и не без любопытства смотрел, как, пропуская вперед свою
жену, появился в столовой этот худощавый, среднего роста, бритый, как
ксендз, пожилой человек неопределенных лет. Однако он именно "появился", в
то время как его супруга мощно вплыла: по сравнению с нею он казался как бы
бестелесным, она же сразу заняла собою чуть ли не половину столовой. И если
после того, что шепнул ему Тольберг, у Сыромолотова завертелись было в мозгу
снова слова из пародии на Пушкина: "Август к Михелю бежит, Август Михелю
кричит...", то при первом же взгляде на фрау Люстих их сменило совершенно
изумленное: "Даст же господь женщине такие неизмеримые формы!.."
Мало того, что она была высока, как это крайне редко встречается, она
еще и раздалась вширь настолько, что перед нею даже толстая фрау Кун
показалась просто слегка сытенькой, а Эрна - девочкой-подростком, которой
еще года три надо ходить в гимназию.
И голос у этой великанши оказался густой и жирный, когда сказала она,
обращаясь к обоим старым Кунам сразу по-немецки:
- Мы к вам только на одну минуту. Представьте, мы узнали от
почтмейстера такую ужасную новость, что сейчас же едем к себе в имение!.. Мы
очень расстроены.
- Ах, боже мой! Что? Что такое? - уже заранее подняла испуганно руки
фрау Кун, а герр Кун только стоял с открытым ртом и выпученными глазами,
старавшимися выкарабкаться еще более из сложно запутанных мешков.
Но нужно было все-таки, чтобы поздоровались с вошедшими и чета
Тольбергов и Людвиг и чтобы Людвиг представил новым гостям Сыромолотова. Как
ни велико было нетерпение фрау Кун, фрау Люстих поневоле затормозила
стремительный свой разбег. Кроме того, узнав, что перед нею не одни немцы, а
есть еще и русский, она перешла на русский язык.
- Только что получена телеграмма, господа, что убит националистами
эрцгерцог австрийский Франц-Фердинанд вместе со своей женой, в Сараеве.
Убийцы - сербы... Сначала бросали бомбы, потом стреляли из револьвера...
Она сказала это с тою поспешностью, какой требовала подобная новость, и
с тем акцентом, какой появляется у лиц, говорящих на чужом языке, когда они
очень взволнованы.
Сказано было не много, но Куны и Тольберги были так поражены, что
только переглядывались друг с другом безмолвно, а более спокойно отнесшийся
к словам великанши Сыромолотов спросил ее:
- Откуда же все-таки получена телеграмма?
- Телеграмма из Берлина, - ответила та, а муж ее добавил:
- Обыкновенно, как это принято, - телеграмма от телеграфного агентства,
но только сегодня она публиковаться не будет.
- Потому что сегодня ведь воскресенье, - газета уже вышла, - пояснила