"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Счастливица (Повесть)" - читать интересную книгу автора

немолодой уже человек с очень близко к длинному носу посаженными
беспокойными глазами; геолог Шорников, человек лет тридцати двух, с
выдающимися надбровными дугами и мощной нижней челюстью, который не так
давно в скромной по внешности брошюрке ниспроверг все авторитеты своей
науки, был вполне убежден, что все кругом непременно и хорошо знали основные
мысли его труда, и хранил теперь за столом заслуженно гордое молчание;
библиотечная работница Алянчикова, женщина плотная, рыжая, с небольшим
ноздреватым носом, круглоликая, размашистых движений и резкого голоса,
которая с первых же слов заявила о себе торжественно: "Я - зырянка!"
Наконец, загорелый угреватый человек, по фамилии Чапчакчи, носатый, с
откинутым черепом, с набрякшими веками рачьих глаз, - ученый табаковод,
кавказец. Он сидел рядом с Долгополовой и в промежутке между первым и вторым
блюдом спрятал в свою салфетку спичку и предложил инструктору гребли ее
нащупать и переломить. Та переломила. Он безмолвно раскрыл салфетку - спичка
оказалась целехонька.
Подавальщицы в серых фартуках разносили блюда. Эти подавальщицы были
точно выполнены где-то по особому заказу заведующей, строгой старушки в
очках, похожей на начальниц довоенных гимназий: все маленькие, все
кругленькие, крутощекие, пышащие здоровьем, явно не способные ни болеть, ни
тосковать, ни плакать, ни утомляться. Нагибаться к обедающим им было не
нужно, поэтому ничего разлить они не могли.
Доктор внимательно их разглядывал поочередно, ероша седую бороду,
наконец подмигнул старухе:
- Де-мон-стративного вида здесь подавальщицы!.. Потому-то у всех
отдыхающих такой аппетит прекрасный.
Аппетит действительно был неутолимый: особенно много ели аспиранты.
Они, прикашлянув, спрашивали вполголоса у подавальщицы:
- А сколько можно взять?
- Сколько хотите, - улыбалась подавальщица.
Аспиранты многозначительно крякали, толкали один другого и накладывали
на свои тарелки столько, что едва не капало на скатерть.
Профитроль, так смутивший Ландышеву своей непостижимостью, оказался
обыкновенным сливочным кремом с погруженными в нем печеньицами формы птичьих
головок.
- Вот видите, что это за штука, - крутнул головой в сторону Ландышевой
доктор. - Штука, конечно, невредная, ясно... Повар прав.
Он ожидал, что Ландышева отзовется на это чем-нибудь веселым, но она
глянула на него робко. Она имела совсем заморенный вид и даже не улыбалась:
обед ее окончательно утомил.
- Займите себе лежанку на солнце и спите два часа до чаю... и так
делайте каждый день, - обычно докторским тоном приказал ей Вознесенский и
обернулся к старухе, чтобы сказать ей что-то шутливое, но лицо старухи с
большим желтым лбом и круглыми жесткими скулами было недоступно никакой
шутке. Она рассматривала и его, как всех кругом, очень внимательно, но
нельзя сказать, чтобы дружелюбно, хотя и не совсем безучастно, как иногда
смотрят долго живущие.
Действуя неторопливо, но споро, она исправно жевала даже и довольно
жилистое мясо, данное на второе тоже под каким-то французско-кулинарным
названием: вставные челюсти ее действовали хорошо. Из-за стола, покончив с
профитролем, она встала даже раньше Алянчиковой и Чапчакчи, который,