"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Сад (Повесть)" - читать интересную книгу автора

губы, Шевардин чувствовал, что входящая в него обида тоже грузная, медленная
и рыжая, как желчь. Она густо переливалась по его мышцам и напрягала их, как
камни.
- Будете идти так, по этой стороне, - махнул вправо о.Мефодий, - там
каменоломня будет: около нее графская псарня, в оной псарне двести штук
одних борзых содержится; молочной овсянкой кормят, и коровы для них особые
есть. Считайте, самое бедное, по пятачку в день на собаку, - десять рублей в
день, триста в месяц, итого три тысячи шестьсот рублей одного собачьего
содержания - четырех причтов доход, - шутка, а? (Отец Мефодий ударил
Шевардина по колену.) Как приедет сюда граф со шлейфом, по целому быку в
день съедают... Вот дворец-то графский, видите, на горе белеется? Можно
сказать, замок, гнездо орлиное!
Всмотревшись, Шевардин увидел в лесу белый, с башнями по бокам,
двухэтажный дом. К нему вела извилистая, серая среди темных сосен дорога.
- Послушайте, батюшка, что он из себя представляет, этот граф? -
медленно спросил Шевардин.
- Как "что представляет"? Графа, - лукаво улыбнулся поп.
- То есть служит где-нибудь или так?
- Насчет службы не знаю, навряд ли, чтоб служил, за границей он больше
витает... А может, какую-нибудь должность и имеет для видимости, не знаю, об
этом не слыхал. Чего не знаю, того не скажу... А вот, если хотите, для
иллюстрации, как говорится, был у нас недавно такой случай, прямо комедия в
одном действии...
И длинно, с большими отклонениями, смехом и хлопаньем по колену
Шевардина, о.Мефодий начал рассказывать, как графская экономия обманула
крестьян из Неижмакова: обменяла песчаную косу на заливной луг с озером,
обещая вместо придачи вечный попас в лесу и вечный хворост для топки;
обещание было дано на словах, а об обмене земли составили акт и запили его
водкой.
На другой же год застроили лужок дачами, а в попасе и хворосте
отказали.
Уже три года судятся неижмаковцы, судятся упорно, с причитаниями и
ссылками на Страшный суд и совесть, а экономия над ними смеется.
По мере того как говорил о.Мефодий, все больше темнело лицо Шевардина,
и, безволосое, широкоскулое, оно было напряжено в каждой видимой точке, а
о.Мефодий весело пыхал папироской, надувая щеки.
Ночью Шевардин видел странный сон. Будто сидел он над обрывом на реке
возле сада. Сияла луна, и лес на берегу был черный и далекий, а вода
серебрилась гладкими широкими полосами, изъеденными отражениями. И было
страшно тихо и на земле и в воде, когда раздались вдруг короткие, частые
всплески, точно кто-то бил вальком по воде, и вслед за этим посредине реки,
высоко приподняв изжелта-зеленую воду, показалась тупая огромная рыбья
голова, в полреки шириною, посмотрела в обе стороны на лес белесыми бычьими
глазами и тяжело ухнула снова в воду.
И в берега от заходившей буграми воды ударились ревущие мутные волны, а
по воде закружились подмытые ими с берега старые чаны, гнилые, зеленые от
моха, - один, два, три... восемнадцать. Потом потонули чаны, на реке стало
тихо, и Шевардин проснулся.
В голове его что-то больно стучало, звенели комары... Воздух был сырой
от ночного тумана; из-за реки презрительно и злобно хохотал филин, и выли на