"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Сад (Повесть)" - читать интересную книгу автора

От нахлынувшего на него чужого счастья ему самому захотелось движения,
шума, больше всего - движения, чтобы утопить в нем поднявшуюся силу. И он
пошел.
Они шли чахлыми крестьянскими полями, по межам, пропитанным тяжелым
запахом пыльной полыни и лебеды.
Рожь уже убрали, и на том месте, где она была, жесткой щетиной торчала
стерня. По ней вдали черными точками бродили грачи и галки. Плоско было,
сонно и глухо. Казалось, что что-то повисло между землей и небом, от чего
тяжело было дышать.
Шевардин уже присмотрелся к писарю, к его высокой сутулой фигуре, к
надвинутой на глаза серой фуражке, к потертому пиджаку и длинным рукам; и не
коробил уже его хриповатый голос, которым Яков Трофимыч жаловался на судьбу:
- Четверо детишек подрастает, надо их учить, а где учить - вопрос... У
нас в Татьяновке никакого училища нет, не заслужили, а в Неижмакове,
конечно, монастырская школа... Не одобряют их, монахов, говорят, больно
бьют, и наука там больше такая, говорят, церковная: больше все ирмосы поют,
псалтырь читают...
- А земство? - хмуро перебил Шевардин.
- Земство у нас есть, как же... Есть, есть, - заторопился писарь. - Не
занимаются они как-то этим... Живем, никого не видим, никакого начальства...
Только когда становой осенью приедет подати собирать... Земский начальник у
нас Кипайтуло, Дмитрий Егорыч, молодой человек, но строгий, ужас какой... из
военных.
Оттого, что у писаря был такой глухой и ровный голос, простые слова его
казались Шевардину замысловатыми и вязкими.
Рыжий лягаш, взмахивая длинными ушами, как крыльями, неловкими скачками
носился по стерне и спугивал грачей и галок.
Над горизонтом проползала туча, и оттого даль казалась темной, близкой,
фиолетовой, и, освещенные солнцем, четко рисовались на ней одинокие
блестящие желтые колосья.
- Вон косячки какие, - остановился на узкой полоске писарь, - считается
это пятнадцать сажен, полдесятины, значит, надел... Ну, какой это надел? С
чего тут взяться?..
Узкие полоски разбегались вдаль, пересекались и спутывались, точно
закружившаяся на одном месте куча чумазых белоголовых ребят, маленьких и
плаксивых.
- Темень, - продолжал писарь, - темень несусветная... Вот послезавтра
Пантелеймона память, двадцать седьмого числа, и обязательно у кого-нибудь
пожар случится, без этого уж нельзя... Строго празднуют, работы никто
никакой: "А то вiн пiдпале!.." И выдумают, что Пантелеймон их подпалит!..
Ну, конечно, находятся такие, что по злобе кто на кого, или еще там что, и
пользуются случаем - поджигают... Посты у нас строго блюдут. У нас в пост
бабы грудным ребятам молока не дают: "Хай привыка..." Соску из разной чепухи
сделают и суют...
В стороне от них с кочковатой межи поднялся ястреб и полетел, большой и
спокойный, над самыми полями.
Писарь неловко вскинул ружье и выстрелил. Ястреб шарахнулся вбок и
взмыл кверху.
- Должно, ранил, - присмотрелся из-под руки писарь. - Ружьишко у меня
дрянное, легкораика; и попадешь - не убьешь... А птица к бою крепкая, в нее