"Слава Сергеев. Я ваш Тургенев" - читать интересную книгу автора

в первый раз. (Потом стыдился этой реплики.)
Он искренне обиделся: а я, значит, узнаю об этом последним? Мне стало
неудобно: да нет, почему... Он покачал головой: нехорошо-нехорошо. Я хотел
сказать, что, мол, какого ж ты хрена ничего не спрашивал, тогда, в
"Метрополе", - деликатничал, что ли, или тогда было не до "публикаций"?.. Но
я же говорю: мне почему-то стало немного неудобно. Вот, подумал я, старый
знакомый, немолодой уже человек, помогал мне когда-то чем мог, хорошо ко мне
относился... Я даже извинился (за что?) и обещал позвонить. Он спросил: вы
на вечер? Я, чтобы не объяснять ничего и не выпендриваться, сказал, что,
мол, с удовольствием, но вот дела...
- Ты его знаешь? - удивленно спросил редактор, когда он отошел.
- Да, когда-то работали вместе, - соврал я.
Редактор как-то странно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Может,
он подумал, что раз я знаю Н. Н., то что же он не просит за меня и я хожу по
журналам с улицы и, как все, по году жду публикации, а может быть, мне
показалось и он просто не понял, с чего я вдруг решил ни с того ни с сего
уходить, раз пришел и тем более встретил знакомых. Я ему тоже ничего не
сказал про свою нелюбовь к ЦДЛ, чтоб он не подумал, что я что-то из себя
изображаю.
Месяца через полтора я позвонил нашему герою на его новую работу, в
престижную деловую газету из новых. По-моему, он говорил о ней еще в
"Метрополе", сейчас напомнил, даже дал карточку - звоните, нам нужны
внештатники. Хотя говорить "новая" про эту газету смешно, она существует
почти столько же, сколько существуют новые времена, а я все делю: новые,
старые... Сейчас "новые" - это вчера, а "старые" - пять лет назад. (Не
скажу, впрочем, что это хорошо.)
Неважно, я позвонил, на дворе была уже поздняя осень, октябрь или
ноябрь, любимое время всех неврастеников и поэтов - и настроение у меня было
соответствующее. Он был занят и сказал, что лучше всего будет, если я зайду
к нему часа в два дня, сдача номера еще не начнется и он сможет свободно
общаться. Вольница дома на "Маяковской" и кабинета с кожаными креслами была
позади. Я, конечно, пообещал, что постараюсь, но в душе засомневался: я,
блин, встаю в двенадцать, какие "два часа"? И какой смысл заходить днем -
даже выпить будет нельзя, тем более если впереди "дед лайн", днем надо дела
делать или на диване валяться, а не по гостям ходить. Подумал, что,
наверное, опять увижу его через год.
Но через пару дней, так получилось, я оказался совсем рядом с его новой
работой, просто улицу перейти. Я поехал в один мужской журнал, - с конторой,
от которой я был в "Метрополе", я к тому времени расстался и искал работу и
редакторша этого мужского журнала, с которой я случайно оказался знаком,
позвала меня поговорить, а я сдуру согласился и поехал. Сдуру - потому, что
после трех лет работы в женском журнале уже дал себе слово не сотрудничать в
таких изданиях. Потому что, при всех неоспоримых плюсах (неплохие деньги,
тусовки, иногда посылают за границу), в них что-то происходит такое, от чего
вы теряете ощущение реальности и от этого постепенно дуреете, частично
превращаясь в персонажей, о которых они пишут. Но - деньги, деньги,
бляха-муха, люди гибнут за металл, и когда редакторша по телефону предложила
мне четыре рабочих дня в неделю ("мы не звери и понимаем творческих людей"),
полный соцпакет и семь сотен зеленых, я не смог сразу отказаться и поехал.
Ну и получил, за жадность.