"Слава Сергеев. Я ваш Тургенев" - читать интересную книгу автора

поэт, так однажды, уже не помню в связи с чем, мы в разговоре вспомнили
философа Сковороду. И издатель-поэт тут же сказал его знаменитое, задумчиво
перелистывая свой органайзер: мир ловил меня, но не поймал. Я еще удивился:
а ты-то тут при чем?
Так он всерьез обиделся, представляете?..
Еще, когда я шел по Садовому, я думал, что да, я такой независимый
savage, но при этом немного сожалел об уехавшей симпатичной сотруднице и
вспоминал нашу беседу с Н. Н., и мне все казалось спьяну, что я все и всех
понимаю (это бывает) и что на самом деле мы все - и уехавшая в раздражении
коллега, и воображающий себя Тургеневым Н. Н., и играющий в savage я, и
крепко держащая в руках штурвал своей судьбы политик Ирина Х., и симпатичная
девочка, танцевавшая голой, а потом, немного смущаясь, сидевшая в баре (я
видел, что она смущается, и еще удивился), - что мы все были не более чем
маленькими фигурками, персонажами на сцене этого огромного зимнего города (о
стране я даже думать боялся), не ослабевавшего свою хватку ни на минуту даже
в этот поздний и пустынный час.

3

Что было потом, помню плохо. По-моему, я один раз случайно видел его в
метро "Пушкинская" с его новой подругой, они что-то выясняли, кажется
ссорились, и я не стал подходить.
Следующая встреча произошла года через два после демократического
стриптиза, то есть это был уже где-то 2001 год и, как ни странно, в ЦДЛ. Как
ни странно потому, что я не очень люблю туда заходить, по-моему, в этом
здании призрак советского дракона все еще жив и тени пляшут по стенам. Я там
оказался случайно, вместе со своим журнальным редактором, который шел на
литературный вечер памяти Юрия Трифонова... Я очень люблю этого писателя,
считаю его классиком, не меньше Шукшина или Довлатова, а может быть, и
больше, но едва я вошел в здание, я понял, что надо уходить, появилось прямо
какое-то почти физическое ощущение давления. Вот опять, зачем делать его
вечер в этом "доме"? Может быть, конечно, это какая-то месть кому-то со
стороны организаторов или вдовы, но к чему спустя столько лет и вообще зачем
показывать хоть какое-то отношение большого писателя к этому казенному и
насквозь совковому зданию? Короче, не знаю. Всех тянет во что-то советское.
Кого-то тянет "за", кого-то "против", но сумма, как говорится, от этого не
меняется, увы.
Ну вот, и я уже почти собрался отвалить, сославшись на дела, и
попрощался с редактором, как вдруг опять почти столкнулся с нашим героем.
Причем сначала я увидел издали, как он здоровается с моим редактором, а
потом уже понял, что это он. Я же говорю, мы опять года два не виделись, с
той презентации в "Метрополе", и я даже сначала его не узнал. Как одежда-то
меняет - он был в своем обычном шерстяном пиджаке, а не в костюме за 1800
долларов. Я очень обрадовался, все-таки какое-никакое знакомое лицо в этом
ужасном месте, и мы обнялись. Я спросил, как он, он сказал, что ничего, и
сказал, кивая на редактора: ага, вы, я вижу, печатаетесь? Он вообще в
какой-то момент стал уделять много внимания всяким внешним проявлениям, я
это запоздало отметил, и это меня удивило: с чего бы вдруг? С неожиданным
удовольствием кивнув (все-таки я, видно, на него обиделся за то, давнее "ваш
рассказ - это не совсем то, что бы им хотелось"), я небрежно добавил: уже не