"Слава Сергеев. Москва нас больше не любит " - читать интересную книгу автора

лет! Хороший компот для литературной героини, но по жизни... даже не по себе
становится. Новая русская пассионария. Впору опять фильм снимать - "Мне
двадцать лет".
Да, у них, конечно, будет "другая судьба, другая жизнь", это верно, это
уже видно... "Одноклассница" права. Еще я подумал, что поколение их
родителей - это люди старше меня от силы лет на пять, ну десять. То есть в
принципе, это без чего-то я. Тат ва мази, - как говорили в Древней Индии. -
Ты - это я. И я (спьяну, конечно) вдруг попросил у девочек прощения. Что мы
не научили их почти ничему из того, что знаем и понимаем сами. Не нашли
времени, слов, смысла.
- Простите, девочки.
Они удивились. Решили, что я напился с трехсот грамм вина. Проводили
меня удивленными взглядами. Переглянулись.
И вы, читатель, меня, конечно, тоже простите, за высокопарность.

Мальчик-снайпер

Начав просить прощения, трудно остановиться. Впрочем, не вижу в этом
ничего страшного.
Сидели как-то зимой в одном художественном подвале на Чистых прудах, и
то ли из-за морозов, то ли еще из-за чего, но народу в тот день было мало.
Кажется, готовился, репетировался какой-то концерт, но мы пришли в самом
конце - музыканты собирали свой багаж, гитары, разноцветные, раскрашенные,
как деревянные ложки, барабаны, большие концертные колонки hi-fi, двое
пьяниц о чем-то горячо толковали в углу, мужчина обнимал девушку на переднем
плане, какие-то девчонки в коротких юбочках тусовались у барной стойки -
вот, в общем, и все посетители, весь задний план нескольких следующих
кадров...
Мне нравится иногда бывать в этом подвале. Это место кажется мне почти
правильным, временами я даже думаю, что какая-нибудь "Бродячая собака" - она
в свое время, в каком-нибудь 1910-1912 году, была примерно такой же, как
этот подвал.
Ну вот, мы с женой сели, сделали заказ, я открыл книгу, а минут через
пятнадцать за соседний столик сели двое каких-то мальчишек, беленький и
черненький, сели так тихо, что я даже не сразу их заметил. Потом беленький
зажигалку, что ли, попросил, не помню уже, и слово за слово мы
разговорились.
Беленький, оказывается, только что демобилизовался, он сразу об этом с
гордостью так и сказал: я - дембель.
- О, - говорю, - круто. В каком чине демобилизовался?
- Прапорщика. Ротой командовал.
Я, честно говоря, не поверил, прапорщик - это ведь складская должность,
завхозная, в наше время на этих должностях усатые дяденьки сидели, и говорю:
- Да ладно.
- Что "ладно", правда.
- А сам откуда? - спросила жена.
- Друг вот сейчас в Москве живет, а я из Волгограда.
- Один в семье?
- Нет, брат есть, старший.
- Он тоже служил?