"Ирина Сергиевская. Флейтист" - читать интересную книгу автора

скажу вам честно, я чувствовал интерес, низменный, поганенький, острый.
Приятно удивленный согласием, Дзанни придумал мне достаточно
привлекательную внешность: белоснежный костюм из рытого бархата, что было
модно в те годы, шейный платок, завязанный а ля Гейне, и, как последний
гениальный мазок, завершающий общую гармонию, бакенбарды в форме
аккуратных полумесяцев.
Прожил я с женой скунса полгода, но никакого поворота к лучшему не
произошло. У скунса был затяжной творческий кризис, и он безвыездно жил в
Ялте, в Доме творчества. Дзанни на чем свет стоит ругал меня за то, что я
не умею обделывать делишки подобного рода, что не могу потребовать на
правах чичисбея: "А ну-ка, милая, изволь выполнять обещанное. Иначе только
ты меня и видела!" Скунсиха была психологически гораздо сильнее меня и
умело этим пользовалась. Единственное, чего я от нее добился, это
однокомнатной квартиры на Моховой улице, переделанной из бывшей графской
кухни, маленькой, но со всеми удобствами.
Связь наша оборвалась внезапно - скунс скончался в Ялте, полагаю, от
творческой импотенции. Пришлось провожать вдову на похороны, что обошлось
мне в копеечку, если учесть стоимость билетов туда и обратно и покупку
одинаковых черных костюмов - для себя и для покойника. После этой истории
Дзанни перестал разговаривать со мной, только прислал телеграмму: "Тряпка.
Слюнтяй. Ничтожество".
Сделался я униформистам, за неимением иной работы в цирке. Напрасно
считают, что работа униформиста скучна и не дает пищи для ума. Я получал
эту пищу в изобилии каждый вечер. Без зависти, без ехидства я смотрел
представление и старался найти хоть малейшее оправдание тому, что эти
артисты выступают на арене, для меня недоступной.
Цирк наш назывался "Малая арена". Это объясняет многое и в
репертуаре, и в подборе исполнителей. В Большом цирке выступают именитые,
у нас - люди попроще, за исключением Дзанни. В представлении он выглядит
инородным телом и даже нарушает гармонию дурной богемности, царящей здесь.
Эта пошлая богемность заявляет о себе сразу, с выхода на арену
шпрехшталмейстера Эрика Шаранского. Он объявляет номера в стихах, всем
своим видом как бы заявляя миру: "Жизнь - сволочь, а я не гордый". Седые
локоны, великоватые для его ротика челюсти, румянец - все у него
искусственное, все, кроме стихов. Он их пишет сам и от души.

Эксцентриков на свете много,
И, чтоб не усомнились в том,
Я объявляю с наслажденьем:
Семья Сантуцци. Це-ли-ком!

Номер семьи Сантуцци (Петровы) называется "Мамина радость". Мама
(Милица Аркадьевна, 55 лет) оставляет дома детей без присмотра. Они
устраивают дебош (легкая клоунада, прыжки, антипод). Инициатор мерзости -
малютка с лицом закоренелого уголовника (Виктор Сергеевич, 60 лет). Мама
возвращается, журит детей (прыжки с подкидной доски), и они все вместе
занимаются домашним хозяйством, то есть играют каждый на своем
инструменте: Виктор Сергеевич на тарелках и жбанах, Эмилия Викторовна с
мужем Степаном - на стиральных досках, Милица Аркадьевна - соло на
молочных бутылках.