"Иннокентий Сергеев. Продано" - читать интересную книгу автора

(Утром по газетной бумаге высыпала сыпь сообщений, но из них совершенно
ничего невозможно понять.)
"Дайте мне точку опоры!"- вопит Архимед. Ему вторит многомиллионный хор
на площадях.
И вот из хаоса имён и красок появляешься Ты, и для Тебя всё просто, Ты
принимаешь всё как есть, потому что ничто не может изменить Тебя, ничто не
может исказить Твоего Лица.
И тогда я снова спокоен.
На сцену выплывает рояль и играет свадебный марш. Нет ни пианиста, ни
слушателей, ни процессии. Всё происходит само по себе.
И каждое утро, просыпаясь и выводя из истерики идиотский будильник, я
шепчу Твоё Имя, вернее, одно из Твоих имён. Его я знаю точно, но
постараюсь не говорить никому, ведь если я скажу, его примут за
единственное, и Бог знает, чем это обернётся.
"Абсолют непостижим",- так мне сказал кто-то. Лица его я не запомнил, но
хорошо помню ту ночь. Луна плавала как желток в чернилах.
Я всё время возвращаюсь к Тебе. Одни называют это наваждением.
Другие - судьбой.
Но это ни то и ни другое. Это моя жизнь.
И мои возвращения означают только лишь то, что я не меняюсь, оставаясь
самим собой.
И мы всегда узнаем друг друга.

Отказ

Блестящая звёздочка самолёта, бесшумно прочертив бледное небо розовой от
заходящего солнца полосой, отметила рождение Вечера, и по пыльной траве
газонов пробежало лёгкое дуновение прохладного ветерка.
Доносившиеся откуда-то издалека звуки гитары виноватой улыбкой летели над
эстрадой двора, упиравшейся в стены домов и автомобильные трассы.
Я расположился прямо на бетонном бордюре и рассеянно дарил пахучие цветы
шиповника незнакомым девчонкам.
Но вот какой-то человек, лет тридцати пяти на вид, в шоколадного цвета
костюме резко повернулся ко мне, и я заметил в его лице что-то знакомое,
очень знакомое. Я уже видел его раньше. На цветном развороте журнала он
вкрадчиво предлагал купить фетровую шляпу. В осипшем от бесконечного
октября переулке он уверенно открывал одну из безликих дверей и так же
уверенно выходил из другой, прикуривая от зажигалки и подбирая с чёрного
асфальта оброненную кем-то зелёную трёхрублёвку.
Теперь он стоял и пристально смотрел на меня, хотя я даже не знал его
имени и не мог предположить, что ему могло от меня понадобиться. Лепестки
шиповника? Пять аккордов на шестиструнке? Или волосы для парика?
Из суфлёрской будки выглянуло набеленное лицо и, облизав фиолетовым
языком сухие узкие губы, с натугой зашептало: "Чем могу быть полезен?"
Я молчал, пытаясь разглядеть глаза незнакомца. Суфлёр зашептал громче:
"Чем могу быть полезен?"
Я знал, что должен послушно повторить эту фразу, но губы упорно не желали
приходить в движение.
Человек в шоколадном костюме посмотрел на меня с благодарной улыбкой и
уже медленнее (гораздо медленнее) стал удаляться.