"Юрий Сергеев. Петля страха (Повесть) " - читать интересную книгу автора

любимую утеху - хариуса. С перчиком, лавровым листом, дольками чеснока, под
тяжёлым гнётом он пустил жирный коричневей сок.
Не пробовал в жизни рыбы вкуснее малосольного хариуса! Снимешь чулочком
с него от головы кожу с чешуёй, и тает во рту солоноватая, пряная мякоть,
хочется ещё и ещё... и не можешь наесться...
Куда там до этой сласти всякой черно-красной икре, балыкам, и прочим
рыбным деликатесами. Нет близкого по вкусу и силе, чтобы сравнить и,
поставить рядом.
Снег принесли гуси. Они табунами потекли над рекой, падая на далёкие
мари в верховьях реки, вновь взлетали и волнами клубились у перевала. Низкие
тяжелые тучи укрыли гольцы, упали на лес.
Сначала брызнуло снежной крупой, потом медленно поплыли белые снеговые
хлопья. Снег валил два дня с небольшими перерывами. В эти просветы откуда-то
срывались утки и гуси, на недосягаемой высоте торопливо мельтешили крыльями
над белой землей.
Вода в реке потемнела, понесла зелёные комья снега и шуги. Перекаты
перемалывали жерновами валунов снежную кашу и забивали ею тихие плёсы...
Никогда в жизни я так сладко не спал, как под этот тихий снегопад. Сны
приходили уже здешние, перестал тревожно вскакивать, искать одежду, слышать
гудки водовозок, приехавших за мной с буровой.
Производство и вся суматошная жизнь отошли куда-то далеко-далеко, как в
детство. Снились уже два пойманных на живца тайменя, которые выворачивались
и звенели миллиметровой леской, прежде чем умаяться и подойти на выстрел.
Всякий раз они срывались, бешено колотилось сердце, и такая досада била
дрожью, что хоть плачь. Снился белогрудый и свирепый Махно, гоняющий
глухариный выводок, слышалось хлопанье тяжёлых крыльев, квохтанье копалух, и
дёргались ноги в тесном, спальнике, гоняясь за улетающими птицами.
А то и совсем детские сны являлись, будто лечу над вершинами деревьев,
оглядываюсь кругом, и такой простор, такая бесконечность земли подо мной,
что неохота просыпаться.
Снился первый соболиный след на белой пороше и тяжёлый, глыбастый
сохатый, на которого наткнулся при сборе ягоды, но не вытащила рука из
патронташа жакан.
К рассвету вторых суток снег перестал кружиться за окном. Я выждал
день, по первоснежью редко кто бродит и оставляет следы. Затаилось зверьё,
привыкая, зябко поджимая лапы от холода. Зима...
Собрался на разведку. Охотиться на соболя ещё рано, мех пока не
выходной. Но уже можно было, даже нужно изучить места его переходов, заранее
разложить приманку, прикормить зверьков, сделать несколько плашек на белку
или просто поохотиться на боровую дичь.
По небу плыли рваные клочья серых туч, сквозь них плескалось призрачное
холодное солнце. Пуховый снег резал глаза свежестью и чистотой. По стволам
деревьев ползала стая кукш, или, как их ещё называют, рондж, сорили корой,
перепархивали, сновали над самой головой.
Махно истосковался от безделья, носился, тыкал носом в птичьи следы,
повизгивал от нетерпения и любопытства. Его влажный нос ходил ходуном,
втягивал в себя запахи залитого, сонной тишиной леса, искал желанный и
волнующий дух затаившейся дичи.
В ельнике, нахохлившись, сбились кучей кедровки. Кончался октябрь.
Морозы подступили, подсыпало ещё снежку, и стала река. От избушки к ней