"Дмитрий Сергеев. Пластинка из развалин Керкенитиды (Сборник "Доломитовое ущелье") " - читать интересную книгу автора

Потом еще сон. На этот раз я - старик. Вижу свои натру-
женные морщинистые руки. С трудом вытягиваю в лодку рыбацкую
сеть. Блестящая светлочешуйчатая рыба заплескалась, рассыпа-
лась по дну лодки, я радуюсь, глядя на нее. Направляю лодку
к берегу. Меня встречает женщина - я знаю: это моя дочь. Я
наклоняюсь, ловлю выскальзывающих из ладоней рыб и бросаю их
на берег. Под руку попалась металлическая пластинка. Я удив-
лен: это что-то необычное и редкое. Я оставляю ее в лодке.
Больше я не видел этого старика.

Мне еще раз пришлось умирать во сне.
Я гибну. Морские волны нехотя удерживают мое тело на по-
верхности. У меня уже нет сил бороться за жизнь. Внезапно
рядом с собой замечаю пустую лодку. Хватаюсь за борт и едва
не перевертываю ее - она почти до краев наполнена водой.
Напрягаюсь из последних сил и переваливаю свое тело за борт.
Потом до полного изнеможения, до немоты в мышцах, пригоршня-
ми вычерпываю воду. Замечаю кровь, это я распорол руку
чем-то острым (металлическая пластинка!) Больше у меня нет
сил, я падаю навзничь на дно лодки и лежу неподвижно, тупо
глядя в пепельно-алое грозное небо...
С этого момента начинается бред жутких бессвязных воспо-
минаний. Вспоминает человек, лежащий на дне лодки.
Гибнет, рушится огромный город - весь мир гибнет. Воздух
раскален и душен, земля раскалывается и колышется под нога-
ми, как морская зыбь. Море тяжелой, невероятно огромной вол-
ной поднялось в небо, с ревом обрушилось на землю. Во мне не
осталось ничего, кроме ужаса. Я - жалкая песчинка, покинутая
богами и брошенная на произвол взбунтовавшихся стихий.
Я лежу на две лодки обреченный и мучительно медленно уми-
раю от жажды и голода...
И еще какие-то сны мучили меня, но эти были уже и вовсе
бессвязны. Я не могу восстановить их в памяти...

Вот что творилось со мной как раз в то время, когда я
встретился с Виктором Захаровым. Более заинтересованного
сторонника дерзкой своей гипотезы ему трудно было найти, а
лучшего ее подтверждения, чем случай со мной, невозможно бы-
ло придумать. Я слушал Виктора с жадностью обреченного чело-
века, у которого внезапно появилась надежда на спасение. Я
верил каждому его слову.
Но, увы, недолго. Скоро я обнаружил в его гипотезе грубые
просчеты. Точнее, не в ней. Просто я понял: мой случай не
подтверждает гипотезу, не имеет с ней ни малейшей связи.
К этому открытию я пришел сам. По непонятному капризу
большая часть моих снов кончалась моей смертью, или, если
признать гипотезу Захарова, смертью моих предков. А этого не
могло быть, наследственная память должна кончаться раньше
смерти, в момент встречи с женщиной, которая также станови-