"Великое возвращение" - читать интересную книгу автора (Мейчен Артур Ллевелин)

4. Звон колоколов

До сей поры я вел речь не столько о самих происшествиях в Ллантрисанте, сколько о том, как я наткнулся на эту загадку и тотчас пустился в поиски, еще толком не осознавая, чего, собственно, я ищу, то и дело встречаясь с обстоятельствами, которые казались мне абсолютно необъяснимыми, не располагая ключом к разгадке и даже не понимая самой природы этой тайны. Вы не в состоянии разрешить проблему прежде, чем уясните, в чем именно она заключается. «Скотный двор, разделенный на несколько тесных клетушек, — как-то говаривал нам учитель математики, — никогда не обеспечит приплода ни свиней, ни овец, ни рогатого скота». Он, конечно же, был прав, хотя его манера выражаться отличалась известной экстравагантностью, чтоб не сказать грубостью. С этого момента я перехожу к подробному рассказу обо всем, что произошло прошлым летом в Ллантрисанте — вот история, которую я в конце концов восстановил из отдельных кусочков.

Все началось, как теперь стало ясно, в один из жарких дней июня или, насколько я сумел уточнить, в первую субботу этого месяца. Первый сигнал подала глухая старушка, миссис Пэрри, одиноко жившая в маленькой хижине на расстояний мили или около того от городка. Ранним утром субботнего дня она явилась на базарную площадь в некотором возбуждении и, едва расположившись на обычном своем месте — на тротуаре у церковного двора — с принесенными на продажу утками, яйцами и десятком ранних картофелин, принялась рассказывать соседкам по рынку о том, что, находясь в собственном доме, слышала звон большого колокола. Добрые женщины справа и слева от нее, начали с улыбкой, за спиной у нее, переглядываться между собой, ибо всякому было известно, что всегда приходилось громко орать ей в самое ухо, прежде чем она что-нибудь возьмет в толк, а потому миссис Уильямс наклонилась к ней низко и прокричала: «О каком колоколе вы толкуете, миссис Пэрри? У вас в округе нет никаких церковных колоколов». Затем она тихо спросила у миссис Морган: «Вы слышали, какую чушь она несет? Будто она вообще могла когда-либо расслышать звон какого бы то ни было колокола».

«А вы сами с чего это несете такую чушь? — парировала миссис Пэрри, к изумлению обеих своих соседок. — Я в состоянии услышать звон колоколов так же хорошо, как и вы, миссис Уильямс, так же хорошо, как слышу сейчас эти ваши перешептывания».

Вот вам факт, сам по себе не подлежащий никакому сомнению, хотя, разумеется, выводы из него могут дать начало бесконечным дискуссиям: старушка, уже двадцать лет подряд слывшая глухой как пень — порок этот был наследственным в ее роду, — вдруг в одно июньское утро снова обрела превосходный слух. Само собой, обе старые подруги миссис Пэрри после первого, вполне понятного замешательства поспешили всеми способами ее умилостивить, а заодно и расспросить подробнее о колоколе. Случилось это, как рассказала она, ранним утром, которое выдалось весьма туманным. Она собирала шалфей в своем саду, расположенном на круглом пригорке, откуда видно море. Вдруг до ушей ее донеслись звуки то ли какого-то трепетанья, то ли пения, то ли каких-то гулких ударов — «как если бы откуда-то из-под земли исходила громозвучная музыка», а затем ей показалось, что и в самом сердце ее что-то дрогнуло, и птицы вокруг вдруг запели в согласном хоре, и листва на тополях вокруг сада затрепетала под повеявшим с моря легким ветром; тут же в одном из ближних местечек прокукарекал петух, а в другом залаяла собака. Но над всеми этими звуками, недоступными для ее слуха вот уже много, лет, наконец ясно вознеслось трепетное, полнозвучное, певучее гудение колокола — «будто бы в одно и то же время и колокол этот ударил, и кто-то громко запел».

Женщины снова уставились на нее, затем друг на друга. «И откуда бы такое могло послышаться?» — недоуменно вопросила одна из них.

«Эти звуки плыли откуда-то из-за моря, — абсолютно спокойно ответила миссис Пэрри, — и я точно слышала, что они все ближе и ближе накатывали на берег».

«Ну конечно, — нашлась миссис Морган, — это же на корабле зазвонили в колокол, только не пойму, с чего бы им понадобилось поднимать такой переполох».

«Нет, никакой корабль тут ни при чем», — возразила миссис Пэрри.

«Тогда откуда же, по-вашему, исходило все это?»

«Ym mharadwys», — ответила миссис Пэрри, что означало «из рая», и обе ее собеседницы, переглянувшись, сейчас же переменили тему разговора. Они рассудили про себя, что раз уж к миссис Пэрри столь неожиданно вернулся слух — подобные вещи случаются порой — то, видно, вследствие такого шока она сделалась «маленько не в себе». Данное объяснение, однако, не показалось убедительным тамошнему врачу (лечившему миссис Пэрри более десятка лет — и не от глухоты, каковую он уже счел неизлечимой, но от утомительного и часто повторяющегося зимнего кашля), который немедленно сообщил своему коллеге в Бристоле об этом удивительном случае, разумеется, опустив в своем рассказе всякое упоминание о рае. Бристольский же доктор высказался в ответ в том смысле, что, дескать, симптомы выздоровления оказались абсолютно такими, каких и следовало ожидать. «Вы разумеете в данном случае то обстоятельство, — писал он, — что из ушного канала неожиданно выскочила застарелая пробка, и я совершенно вправе был бы ожидать, что этому процессу будет сопутствовать шум в ушах довольно значительного или даже ярко выраженного характера».

Однако это событие оказалось далеко не единственным, случившимся в тот день на базарной площади. Уже к полудню все торговые ряды и прилегающие улочки кишели стремительно плодящимися странными слухами. То из одной, то из другой отдаленной фермы прибывали все новые и новые продавцы и покупатели; они взахлеб рассказывали о том, как ранним утром с бьющимся сердцем внимали гудению колокола, которое не было похоже ни на что прежде ими слышанное. Выяснилось, что и в самом городке многие люди неожиданно просыпались с ощущением, что где-то вдруг зазвонили колокола, заиграл орган и дружно запел огромный хор сладкозвучных голосов. «То были такие мелодии и такие песнопения, что сердце дрожало от радости».

А вскоре после полудня стали возвращаться на берег рыбаки, всю ночь проведшие в море, — они принесли с собой поразительные рассказы о том, что довелось им услышать в густом морском тумане; один из них даже сказал, что разглядел невдалеке от своей лодки «нечто золотое и блестящее, вокруг которого распространялось сияние». Другой рыбак заявил: «Над водой слышалось пение, как будто нисходящее прямо, с небес».

Здесь мне хотелось бы заметить в скобках, что по возвращении в городок я разыскал одного из старых своих друзей — человека, всю жизнь посвятившего изучению странных и эзотерических явлений. Я был уверен, что поведаю ему историю, которая глубоко заинтересует его, но с удивлением обнаружил, что он слушает меня едва ли не равнодушно. Помню, как после одного из моих эмоциональных рассказов о рыбаках я спросил его: «Ну, так как же прикажешь отнестись ко всему этому? Не считаешь ли ты все это чем-то исключительно любопытным?» Он ответил: «Ни в малейшей степени. Очень возможно, что рыбаки лгут, но, с другой стороны, все это может быть и чистой правдой. Не вижу здесь ничего необычного, такого рода вещи случаются постоянно». Здесь я только излагаю мнение своего друга и воздержусь от каких-либо комментариев.

Следует добавить, что нечто примечательное заключалось и в том, каким образом было услышано гудение колокола, если сам факт действительно имел место. В характере звуков, как и во многом прочем, без сомнения, сокрыта некая тайна; вот вам пример: мне рассказывали, что во время одного из ужасных воздушных налетов, обрушившихся на Лондон этой осенью, в огромном рабочем квартале единственным человеком, услышавшим грохот упавшей с небес бомбы, как ни странно, оказалась глухая старушка, которая к тому же до самого момента взрыва крепко спала. Это достаточно странно даже для звука вполне естественного (и ужасного) происхождения; но то же можно сказать и о происшествии в Ллантрисанте, независимо от того, следует ли считать его массовой галлюцинацией или же все-таки проявлением того, что условно — если не сказать ошибочно — отнесено к разряду сверхъестественного.

Ибо трепетный звон колокола достиг отнюдь не всех ушей — или сердец. Так глухая миссис Пэрри услышала его в саду возле своего одиноко стоящего сельского домика, высоко над туманным морем; но что сказать о ферме, расположенной по другую, западную сторону от Ллантрисанта, где единственным из десятка обитателей, уловившим этот звон, оказался маленький ребенок, едва ли трех лет от роду, в то время как остальные, взрослые люди, ничего подобного не услышали? Ребенок несколько раз невнятно выкрикнул нечто похожее на валлийские слова «Clychau fawr, clychau fawr» — большие колокола, большие колокола! — но его мать никак не могла взять в толк, о чем это он говорит.

Среди членов экипажей более полудюжины рыбацких судов, блуждавших тем утром в морском тумане, нашлись едва ли четверо рыбаков, которым было что рассказать о происшествии. Но и в этом случае вышло так, что человек, который не слышал в течение часа или двух совсем ничего особенного, впоследствии подозревал и уличал во лжи своего товарища, утверждавшего, будто он слышал чудесные звуки; и понадобилось какое-то время, чтобы стечение множества свидетельств, поступивших от разных лиц и из самых различных и отдаленных друг от друга мест, убедило людей в том, что нечто подобное действительно имело место. Некто А может подозревать Б, своего соседа, в том, что он просто выдумал то-то и то-то, но когда третье лицо, В, живущее где-то на холме, а пяти милях от Б, а еще и Д, рыбак, промышлявший в море, свидетельствуют об одном и том же, напрашивается вывод, что и в самом деле что-то произошло.

Но, как мне сказали, еще более странным, чем рассказы этих людей, были очевидные окружающим признаки их внутреннего счастливого преображения. Мне представляется, как многие люди, которым доведется прочитать мои записи, посмеются над некоторыми приведенными в них фразами, сочтя их не очень-то ловкой мистификацией, — рыбаки, скажут они, ни в жизнь не произнесут таких словосочетаний, как «песнь, нисходящая с небес», или «сияние, разлившееся вокруг него». Критика эта была бы достаточно справедливой, имей я в виду английских рыбаков; но валлийцы, сколь бы странным это кому-нибудь ни показалось, еще используют в быту обороты своей древней, возвышенной и поэтической речи. В данном же случае фразы эти звучат в переводе с другого, то есть с валлийского языка.

Таким образом, повторяю, в обычной своей речи эти люди используют порой выражения, подтверждающие былое великолепие их древнего языка; а в эту субботу они начали проявлять, чаще всего неуверенно и смущенно, также и признаки отчетливого осознания своего происхождения, древних прав, обычаев и обрядов их далеких предков, память о которых в них неожиданно разбудили события этого странного утра. Приведу не совсем, возможно, удачное сравнение — представьте себе на минуту состояние мистера Дарбейфилда, одного из героев романа Гарди[6], вдруг очнувшегося от долгой дремы и оказавшегося в величественном зале тринадцатого столетия, где его встречают преклонившие колена пажи и миловидные дамы в роскошных шелковых одеяниях.

Так и случилось, что в тот вечер старые люди вновь припомнили истории, которые когда-то, пятьдесят, шестьдесят или семьдесят лет назад, у домашнего очага, в долгие зимние ночи, рассказывали им отцы; истории о чудесном колоколе Святого Тейло, который приплыл по зеркальным водам из Сиона[7], называемого частью рая, и «звон его колокола был подобен нескончаемому пению хора ангелов».

Вот что вспоминалось в тот вечер старому человеку и передавалось юному на улицах городка и в отдаленных урочищах среди холмов и гор. Солнце, горящее огненно-красным огнем подобно древнему жертвенному костру, спускалось все ниже и ниже, небо заливалось сиреневым светом, море окрашивалось в пурпур, и от человека к человеку шла радостная весть о чуде, спустя долгие-долгие годы вновь вернувшемся в страну.