"Андрей Сердюк. Золотая Пуля, или Последнее Путешествие Пелевина" - читать интересную книгу автора

Дональд Рамсфелд.


1. (ВКЛЮЧАЯ ПРОЛОГ)

Сначала было слово за слово.
Затем сразу совком по лбу.
Пока малец соображал, заплакать ему или нет, взбесившаяся его подружка,
по девчачьи коряво размахнувшись, ещё раз шмякнула ему в лобешник своим
красным пластмассовым кайлом. Бабах! - на тебе, дурак невкусный!
От души приложилась красна девица. Судя по звуку.
И снова влажные песчинки веером.
Это, конечно, всё красиво, - верблюжьи брызги жёлтого салюта в сонных
лучах октябрьского солнца, - но ситуация в секунду прошла точку невозврата.
После этого парню уже, собственно, ничего другого и не оставалось, как
только зареветь. Горькими горючими слезами. Без излишнего геройского
выпендрёжа.
Что он срочно, не сходя с места, и предпринял.
Правда, по началу, как это у них, у нынешних-то, водится, в один лишь
глаз, - вторым, прищурясь, стал напряжённо зырить по сторонам. Хотел,
вероятно, лично отследить реакцию мировой общественности. Общественность,
заметим, его не подвела: обе старушенции, ослабившие было - за досужими
рассуждениями о видах на дивиденды по акциям "Газпрома" - контроль над
ситуацией, тут же подорвались со своей скамейки. И ну на детскую площадку, -
бодро, скачками, обгоняя друг друга, - туда, туда - к эпицентру "кровавой"
трагедии.
Пацан, узрев, что миротворческие силы на подходе, перестал экономить
ресурс жалости к самому себе, расслабился, и припустил уже в оба-два глаза.
Губы его задрожали. Носопырка соплями набухла. Началась у парня вульгарная
истерика. Зашёлся.
Ну, а что юная феминистка?
Она, ошарашенная столь неожиданным результатом своей агрессии, в миг
сделалась испуганной, уронила безвольно совок на дно песочницы, и,
побледнев, на всякий случай тоже завыла. Причём, мастерски, - с ходу
навзрыд. Жалейте, люди, - коль на то дело пошло, - тогда уж и меня -
несчастную жертву тёмных страстей. И вообще: не я, дескать, виновата. А она.
Слышите, - она самая. Моя пассионарность.
Колодец двора наполнился тревожной какофонией, вобравшей в себя
нарастающий детский вой, шелестящие старушечьи причитания и визгливый лай
подоспевшей жучки.
"Маленькие, а уже люди, - усмехнулся известный литератор Виктор
Олегович Пелевин (для нас же - просто Виктор), внимательно, с неподдельным
интересом наблюдавший со своего балкона на правах досужего зеваки за этим
уличным представлением. - Ты посмотри, как грамотно себя шмокодявки
позиционируют!"
Интерес, который вызвала у него эта будничная сценка, имел неясную
природу. Даже, можно сказать, туманную. Чем проняло? Вроде бы и ничего
такого, типа особенного. На первый взгляд. Дети, как дети, - существа с
глазами, в которых пока ещё виден первоначальный свет. Тот самый свет,
что, - как ему и должно, - гаснет с каждым их шагом по дороге, ведущей в