"Анри де Сен-Симон. Полные и доподлинные воспоминания о веке Людовика XIV и Регентстве (Избранные главы, Книга 2)" - читать интересную книгу автора

было семеро - придворных и вызванных из Парижа. Все в один голос высказались
за то, чтобы пустить кровь из ноги прежде, чем опасность усугубится, а в
случае, если кровопускание не принесет желаемого успеха, на исходе ночи дать
больной рвотное. В семь часов вечера отворили кровь. Начался новый приступ
болей; врачи нашли, что он слабее предыдущего. Ночь принесла больной ужасные
мучения. Рано утром проведать дофину пришел король. В девять утра ей дали
рвотное, но оно почти не помогло. Весь день одни признаки болезни сменялись
другими, все более изнурительными; изредка к больной возвращалось сознание.
Совсем уже вечером в опочивальню, несмотря на присутствие короля, допустили
множество народу; от духоты нечем было дышать; незадолго до того, как
больная испустила дух, король вышел, сел в карету у главного подъезда и
вместе с г-жой де Ментенон и г-жой де Келюс уехал в Марли. И король, и г-жа
де Ментенон были убиты горем; они не нашли в себе сил посетить дофина.
Никогда не бывало принцессы, которая, явившись при дворе в таких юных
летах, была бы так прекрасно к тому подготовлена и так умела воспользоваться
полученными советами. Ее хитроумный отец,[1] досконально знавший наш двор,
описал его дочери и научил ее единственному способу, как прожить при дворе
счастливо. Ей помогли в этом врожденный ум и понятливость; у ней было много
обаятельных черт, привлекавших к ней сердца, а положение, которое она
занимала благодаря супругу, королю и г-же де Ментенон, приносило ей самые
лестные почести. Она искусно добивалась этого с самых первых минут
пребывания при дворе; всю жизнь она не покладая рук трудилась, дабы упрочить
свое положение, и беспрестанно пожинала плоды своего труда. Кроткая,
застенчивая, но умная и сообразительная, добрая до того, что боялась
причинить малейшее огорчение кому бы то ни было, и вместе с тем веселая и
легкомысленная, прекрасно умевшая облюбовать себе цель и упорно ее
преследовать, она, казалось, с легкостью переносила любое, самое суровое,
принуждение, давившее на нее всей своей тяжестью. Она была полна дружелюбия:
оно било в ней ключом. Она была весьма некрасива: щеки отвислые, лоб
чересчур выпуклый, нос незначительный, но пухлые вызывающие губы, роскошные
темно-каштановые волосы и того же цвета изящно очерченные брови; глаза у ней
были выразительнее всего и воистину прекрасны - а вот зубов мало, и все
гнилые, о чем она сама упоминала и над чем подшучивала; превосходный цвет
лица, чудесная кожа, грудь невелика, но прелестна, длинная шея с намеком на
зоб, ничуть ее не портивший, изящная, грациозная и величественная посадка
головы, такой же взгляд, выразительнейшая улыбка, высокий рост, округлый,
тонкий, легкий, изумительно стройный стан и поступь богини в облаках.
Она'необычайно всем нравилась; невольная грация сказывалась в каждом ее
шаге, во всех манерах, в самых незначительных речах. Ее простота и
естественность, частенько проявлявшиеся в простодушии, но приправленные
остроумием, очаровывали всех, равно как ее непринужденность, сообщавшаяся
каждому, кто с нею соприкасался. Она желала нравиться всем подряд, даже
самым для нее бесполезным, самым заурядным людям, хотя никакой искательности
в ней не было. Казалось, она всей душой безраздельно принадлежит тому, с кем
говорит сию минуту. Ее живая, юная, заразительная веселость одушевляла все
вокруг; с легкостью нимфы поспевала она везде, подобно вихрю, который вьется
одновременно во многих местах, повсюду внося движение и жизнь. Она была
украшением всех спектаклей, душой празднеств, увеселений, балов и всех
пленяла там грацией, тактом и танцевальным искусством. Она любила игру, и
игра по маленькой ее развлекала, поскольку она находила удовольствие в любом