"О.И.Сенковский. Превращение голов в книги и книг в головы" - читать интересную книгу автора

находился длинный стол, на котором в разных местах стояли
инструменты и ящики. За столом важно расхаживал человек в
черном фраке и по временам отдавал приказания служителям.
Изо всего можно было заключить, что это сам синьор Маладетти
Морто, первый волшебник и механик его величества короля
кипрского и иерусалимского. Желая взглянуть ближе на него и
на его зрителей, я подошел к первым рядам стульев. Лицо
этого человека кроме пронзительного взора и насмешливой
улыбки, сросшейся с его тонкими губами, не представляло
ничего примечательного. Перед ним на двух первых рядах
стульев сидели в глубоком молчании Александр Филиппович
Смирдин, очень бледный лицом, и почти все светила нашей
поэзии и прозы - люди с гениями столь необъятными, что
сознание ничтожества моего подле них оттолкнуло меня с силою
электрического удара на противоположный конец залы, где я
скрылся и пропал в толпе. Никогда еще не видал я такой массы
ума и славы. Великолепное зрелище! В расстройстве от своего
уничижения я потерял из виду поэта и, смиренно заняв место в
одном из последних рядов, с нетерпением ждал начала
представления. Надобно заметить, что между гениями первых
рядов я видел множество напудренных париков: при беглом
взгляде, который успел я бросить на них, находясь еще в
главном конце залы, мне показалось, будто эти почтенные лица
не совсем мне незнакомы и что я встречал их иногда в каких-
то картинках, но краткость времени не дозволяла мне собрать
и привесть в порядок своих воспоминаний, вокруг меня не было
ни одного знакомого человека, у которого мог бы я
расспросить, а между тем и представление уже начиналось.
Раздался звон колокольчика. Все утихло. Человек в черном
фраке, расхаживавший за столом, остановился и приветствовал
собрание тремя поклонами.
- Милостивые государи и государыни! - сказал он. - Недавно
приехав в эту великолепную столицу и не имея счастия быть
вам известным, я должен прежде всего сказать несколько слов
о себе. Видя меня в этом магазине, вы, может быть,
полагаете, что я писатель. Нет, я давно отказался от
притязаний на авторскую славу: я был автором, но теперь я
волхв и колдун. Хотя природа и наделила меня всеми
способностями для того, чтоб быть славным сочинителем
повестей и былей, я, однако ж, предпочел атому званию
другое, более выгодное. Не спорю, что иногда очень приятно
шалить с веселою, беззаботною сатирой и смотреть на движения
своих ближних в свете, как на игру бесконечной комедии,
нарочно для вас представляемой вашим родом, и самому
смеяться и рассказывать про свой смех тем, которые сидят
подле вас, но пришли в этот огромный театр без очков. Но это
ремесло имеет разные свои неудобства. Расскажите дело, как
его видите, как оно было или как быть могло: один сердится
на вас, зачем оно так было, другой, зачем оно так может
быть; тот думает, что вы рассказываете лучше его, и бесится